Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - [153]

– Ну да, орудие убийства, – задумчиво сказал Мартин. – Старый штык.

– И еще у нас есть причина убийства…

– Причина? – переспросил Рённ.

– Разумеется, – отвечал Кольберг. – Месть. Единственно возможная причина.

– Но если это месть… – начал Рённ и не довел свою мысль до конца.

– …то нетрудно вообразить, что тот, кто убил Нюмана, намерен отомстить еще многим, – продолжил за него Кольберг. – А поэтому…

– …его надо схватить как можно скорей, – завершил Мартин Бек.

– Точно, – сказал Кольберг. – А вы как, собственно говоря, рассуждали?

Рённ с несчастным видом поглядел на Мартина, а тот отвернулся к окну.

Кольберг поглядел на обоих с вызовом.

– Минуточку, – сказал он. – Задавались ли вы вопросом, кто такой был Нюман?

– Кто такой был Нюман?

У Рённа сделался растерянный вид, Мартин Бек молчал.

– Именно. Кто такой был Нюман или, точнее говоря, кем он был?

– Полицейским, – откликнулся наконец Мартин.

– Ответ неполный, – сказал Кольберг. – Вы оба его знали. Итак, кем он был?

– Ну, комиссаром полиции, – пробормотал Рённ. Потом он устало моргнул и сказал неопределенным тоном: – Мне еще позвонить надо кой-куда.

– Ну-с, – сказал Кольберг, когда за Рённом закрылась дверь. – Так кем же был Нюман?

Мартин Бек поглядел ему в глаза и с видимой неохотой произнес:

– Он был плохим полицейским.

– Неверно, – сказал Кольберг. – А теперь послушай меня. Нюман был самым плохим полицейским, какого только можно себе представить. Он был подлец и негодяй, последний из негодяев.

– Это твое личное мнение, – заметил Мартин.

– Да, мое личное, но ты должен признать, что я прав.

– Я не очень близко его знал.

– Ну-ну, не увиливай. Ты знал его достаточно, чтобы согласиться со мной. Я понимаю, что из-за ложно толкуемой лояльности Эйнар со мной не согласится. Но уж ты, будь добр, не увиливай.

– Ладно, – сказал Мартин. – То, что я слышал о нем, звучало не слишком лестно. Но сам я никогда с ним вместе не работал.

– Неточная формулировка, – заявил Кольберг. – С Нюманом и нельзя было работать вместе. От него можно было только получать приказы и делать, что приказано. Те, кому положение разрешало, могли, разумеется, приказывать и ему. А спустя некоторое время убедиться, что приказ выполнен неправильно или вообще не выполнен.

– Ты выступаешь как эксперт по делу Стига Нюмана, – сказал Мартин Бек кислым тоном.

– Да, потому что я знаю о нем немного такого, чего не знают другие. Но об этом мы поговорим позднее. А сейчас надо твердо установить, что он был подлец. И негодный работник. Даже в наши дни он позорил свою корпорацию. Поверишь, мне стыдно, что я служил полицейским в одном городе с ним. И в одно время.

– Ну если так рассуждать, стыдиться надо многим.

– Вот именно. Но только у очень немногих на это хватает ума.

– А любой лондонский полицейский должен бы стыдиться из-за Челленора[116].

– Опять не то говоришь, – сказал Кольберг. – Челленор и его подручные, прежде чем предстали перед судом, успели натворить много бед. А это свидетельствует о том, что существующая система намерена и впредь попустительствовать полиции.

Мартин Бек рассеянно потирал лоб.

– Зато имя Нюмана ничем не запятнано. А почему?

Кольберг сам ответил на свой вопрос:

– Потому что все знают: жаловаться на полицейского бессмысленно. Простые смертные беззащитны перед полицией. А раз нельзя добиться правды, даже когда имеешь дело с рядовым полицейским, что уж говорить о полицейском комиссаре?

– Ты преувеличиваешь.

– Очень немного, Мартин, очень немного, и ты это знаешь не хуже, чем я. Беда в том, что наша проклятая спайка стала для нас своего рода второй натурой. Мы все помешаны на чести мундира, выражаясь более изысканно.

– Без спайки в нашем деле нельзя, – сказал Мартин. – Так было всегда.

– А скоро у нас, кроме нее, ничего и не останется. – Кольберг вздохнул и продолжил: – О’кей! Полицейские горой стоят друг за дружку. Это факт, но возникает вопрос: против кого они стоят?

– До того дня, когда кто-нибудь сумеет ответить на этот вопрос…

Мартин Бек не договорил, и Кольберг сам завершил его мысль:

– …до того дня не доживешь ни ты, ни я.

– А при чем тут Нюман?

– При всем.

– Так уж и при всем?

– Нюман мертв и не нуждается больше в снисхождении. Тот, кто убил его, судя по всему, душевнобольной человек, опасный для самого себя и для окружающих.

– И ты убежден, что этого человека можно отыскать в прошлом Нюмана?

– Убежден. Он должен там фигурировать. Ты давеча сделал не такое уж глупое сравнение.

– Какое сравнение?

– Насчет Челленора.

– Но ведь я не знаю всей правды про Челленора, – холодно отвечал Мартин. – Может быть, ты ее знаешь?

– Нет. Ее не знает никто. Зато я знаю, что многие люди были избиты и даже больше того – приговорены к длительным срокам заключения лишь потому, что полицейские в суде лжесвидетельствовали против них. И ни выше-, ни нижестоящие инстанции никак на это не реагировали.

– Вышестоящие – во имя чести мундира, – сказал Мартин Бек. – А нижестоящие – из страха потерять работу.

– Причина еще страшней. Многие из нижестоящих просто-напросто полагали, что так и должно быть. Другого они никогда не видели.

Мартин Бек встал и подошел к окну.

– А теперь расскажи о Нюмане то, что знаешь ты и чего не знаем мы.