Человек-Паук. Майлз Моралес - [11]
«Бр-р», – подумал он, обливая лицо водой. Плевать. Он включил воду в душевой. Его тапочки скользили по полу от недельного слоя мыльной пены. Чьи-то волосы забивали слив, склизкие от валявшегося внизу обмылка. «Хотя это было забавно», – подумал Майлз. Даже эта часть. Вот почему… ладно, черт с ним.
Когда Майлз вернулся в комнату, Ганке сидел за своим письменным столом и листал школьную тетрадь. Изображение на экране ноутбука застыло на фрагменте комедийного сериала из девяностых. Майлз надел шорты, сел обратно на кровать и принялся массировать колено.
– Что я пропустил? – спросил он, указывая на тетрадь Ганке.
– Пока был в душе? Я танцевал брейк-данс, – пошутил Ганке. – Время представления! – он повертелся на месте.
– Ну же, чувак, я не могу пойти завтра на уроки, ничего не зная.
– Хорошо, хорошо, – Ганке развернул стул. – Вот твой инструктаж. Кстати, в такие моменты я чувствую себя твоим верным соратником. Или напарником, – Ганке покачал головой. – Ладно, за те два дня, что тебя не было… – Ганке на секунду задумался. – Единственная новость – мистер Чемберлен сошел с ума.
– Э-э, окей.
Они недавно начали изучать раздел учебника, посвященный Гражданской войне. Все знали, что это была любимая тема мистера Чемберлена, потому что он говорил об этом весь месяц с начала учебного года.
– В смысле, я знаю, это для тебя не новость, но он типа… совсем чокнулся. Он все говорит о том, что Гражданская война – это такое прекрасное и романтичное событие. Он рассказывает о ней как о любимой видеоигре. Но самое странное было в пятницу, когда он начал рассказывать, ну знаешь, о суровых фактах: о рабстве, о том, как конфедераты не хотели от него отказываться, и все в таком духе. Он сказал якобы, что, если посмотреть с другой стороны, рабство было для страны полезным.
– Подожди, это он так сказал? – спросил Майлз, вытащив из-под кровати один из веб-шутеров.
– Ну, это если в общем. Ты же знаешь Чемберлена. Он любит разглагольствовать и нести чушь, будто от этого он умнее выглядит, но это то, что я уловил. – Майлз выстрелил из шутера в телевизор – комок паутины включил его. Ганке покачал головой. – Лентяй.
– Что? Я утомился, пока спасал твою задницу, – пошутил Майлз и выстрелил паутиной в Ганке, словно серпантином. – Окей, ладно, Чемберлен съехал с катушек, бла-бла-бла. Что-нибудь еще?
– Ну-у, в общем, да. Сейчас, – Ганке попытался отклеить паутину от руки, но в конце концов сдался и взял ноутбук.
– И что там?
Ганке откашлялся, а затем притворно откашлялся еще раз.
– Кхе-кхе, – драматично изрек он, прежде чем наклониться и выключить телевизор.
Ганке посмотрел на Майлза, кивнул. Майлз посмотрел в ответ, прищурив один глаз, словно обдумывая то, что Ганке только что прочитал.
– Что это еще такое, Ганке?
– Тебе понравилось?
– Э-э-э… что это еще такое, Ганке? – повторил Майлз.
– Это то, что мы проходили на уроках мисс Блауфусс, пока ты был отстранен от занятий. Тебе понравилось, верно? – Ганке уверенно кивнул, глядя на ничего не выражающее лицо Майлза. – Это сиджо. Такой жанр корейской поэзии, – Ганке восторженно захлопнул ноутбук. – Это поэзия моего народа! Она у меня в крови, поэтому у меня так хорошо получается!
Майлз ждал, пока на лице Ганке появится привычная ухмылка, но ее не было. Майлз снова выстрелил в телевизор паутиной, чтобы включить его. Ганке опять наклонился и выключил. – И я назвал свое творение «Майлз Моралес – Человек-Паук», – на его лице наконец появилась улыбка.
– Уже нет, – сказал Майлз, откинувшись на кровати. Стоило ему это произнести, как у него с плеч словно упал тяжелый груз. Огромное облегчение.
– Что?
– С этим покончено, – сказал Майлз. – Все равно силы меня подводят, да и, честно говоря, быть Человеком-Пауком дорого мне обходится.
– Ты хочешь, чтобы тебе за это платили? То есть ты все-таки понимаешь, что мы – ну, точнее, ты – только что сделали.
– Я не об этом. Я не хочу быть супергероем на час или что-то в этом роде. Слушай, ты ведь знаешь, как за последние несколько лет я перестал быть… даже не знаю, как сказать.
– Я скажу. Перестал быть хулиганом? Лучше перестань быть сосунком Мини-Марио. Теперь ты большой Марио. Марио с грибом и звездой неуязвимости[10].
Майлз снова сел.
– Слушай, я не боюсь никого так, как своих родителей. Не в том смысле, что они со мной что-то сделают, нет. А из-за того, кто мы… откуда мы… – Майлз не мог подобрать слов. – Посмотри на моего отца. Он не учился в колледже. Даже школу не смог окончить. Мама школу окончила, но ей не хватило денег на колледж. Посмотри на моих соседей. Сайрус Шайн, где бы он теперь ни был. Жирный Тони, который большую часть времени проводит в ожидании подачек, сидя на крыльце и доставая своими бреднями каждого прохожего. Френчи в конце улице, которая работает за углом в долларовом магазинчике. Она хорошая, но ее сынок Мартелл идеально вписывается в нашу лигу. А Ник, который живет через дорогу? Пошел в армию, потом на войну. Сражался за родину, а как вернулся… Иногда я вижу, как он отдергивает занавеску, выглядывает на улицу, и на этом все, – Майлз встал с кровати и взял рюкзак. – Знаешь, как меня называют каждый раз, когда я прихожу в парикмахерскую? Малыш Эйнштейн, Умный Арти, и все в таком духе. Они улыбаются и делают мне скидки на стрижку. Конечно, они спрашивают о девчонках, но еще они интересуются моими оценками. Дядя делал то же самое, – он расстегнул рюкзак и вытащил костюм, черный с блестящими красными переплетениями. – Для тебя это, возможно, звучит глупо. Не знаю.
