Человек Опушки - [4]

И, разумеется, апогеем этого процесса, результатом его, наивысшим проявлением и катализатором, всем одновременно, оказалась первая чеченская компания. Тогда еще с утра до вечера показывали наших тщедушных, грязных, голодных срочников, помните? А по контрасту с ними, через западные каналы, — бородых, могучих чеченов, увешанных западным же оружием и белозубо улыбающихся, видели? И твердили, не прекращая, о продажности командования, о сговоре с врагом, о предательстве в высших эшелонах власти, казнокрадстве и т. д., и т. п., - неужели не помните? Кончилось все "Хосавьюртовским Миром", который, впрочем, обывателя не обманул: "Прос…ли войну. Сдались шайке бандитов, которым подсобили каналы западные и телевизер отечественный." — до всех дошло.

И есть у данного процесса, взятого в целом, два следствия. Первое явное, о котором все говорят, — деморализующее, вызывающее депрессию, распад общественных отношений, ослабление семьи, деградацию воспитания, крах патриотизма, за которыми неизбежно следует нежелание служить в армии, резкое, в разы падение ее боеспособности, деградация правоохранительных органов, из которых уходят лучшие, и на их место приходят мерзавцы, в результате чего окончательно распоясывается криминал, — и круг замыкается. Если человеку непрерывно твердить, что он слон, у него рано или поздно вырастет хобот. Мы не знаем, в какой мере черный вал негатива поддерживался извне, а в какой имел место расчет на самоподдерживающееся развитие, как у огня, который ширится до тех пор, пока не выжжет все и не оставит по себе пепелища. Если у кого-то было такое намерение, то он не учел следствия номер два.

Любому человеку присуще считать себя хорошим. Хотя бы потому, что ничего лучшего, нежели он сам, в душе его нет. Сколько его ни долби, сколько ни поливай грязью, — все равно хороший! Можно, конечно, сломаться, но тут в большинстве случаев вступает в действие такая сильная вещь, как инстинкт самосохранения, — и человек перестает воспринимать негатив. Без всякой логики, просто так, как приобретают иммунитет даже к чуме. Это проявляется очень по-разному. Некоторые задумываются и начинают понимать, что в потоке чернухи — не все однозначно, и находят возражения. Некоторые, — совсем немногие, по наивности, воспринимают отраву в качестве критики, делают из нее выводы, вкалывают, как бешеные, и, бывает, добиваются успеха: "Ленивый? Безрукий!? А вот вам!!!". Остальные попросту перестают воспринимать. Не смотрят чернушных фильмов с плохим концом "про наших". Не слушают чернушных ток-шоу. Посылают в известном направлении чернушных проповедников и не выбирают во власть либералов, призывающих ко всеобщему покаянию. Да пошли вы все!!! Коли такое дело, то буду жить, как получится. Чернуха элементарно надоела и вышла из моды. Что угодно, — но только не о том, какая мы мразь и отребье! Если правда ВСЕРЬЕЗ мешает жить, то тем хуже для правды.

Это, конечно, не до конца, это не проходит даром, противоречие сохраняется, отзываясь гипертонией, инсультами, преждевременно изношенным сердцем и дополнительным повышением смертности. Поэтому тот, кто решится на отчаянный шаг, подаст сигнал к перекрытию крана со смертоносным негативом, — покусившись на правду!!! — неизбежно будет воспринят, как герой. Если на фоне сплошной черноты вдруг скажут: "Все, конечно, плохо, — но давайте все-таки попробуем. Успеха не обещаю, лавров не будет, дивидендов не ждите, а работой обеспечу" — то найдутся люди (вот их на самом деле не так уж мало), которые не могут отказаться от такого предложения. По крайней мере сам для себя становишься величиной, не нулем, меньше пустоты в душе. Это действительно не так уж мало. И тогда среди генералов нашлись недостаточно продажные, а среди командиров, — не вполне тупые и не всегда пьяные. Более того, — некоторые склады оказались недоразворованными. Когда все эти гаснущие во мраке головешки сложили, потихоньку сложился огонек войны, страшной, бесконечно жестокой войны по-русски. Того, чего требовал созревший к тому времени электорат[Полного удовлетворения, правда, не было: никто не показывал с утра до вечера обмороженных, доедаемых вшами в своих горах моджахедов, — хорошо прятались, а у западных журналистов на эти картинки, увы, не было заказа. Жаль, конечно, но за неимением гербовой, как известно, пишут на простой.].

Этот феномен, — когда не воспринимают или перестают воспринимать не устраивающую индивида правду, как бы хорошо обоснованной она ни была, — хорошо известен в медицине: он называется "эффект вощеной бумаги". Ободранные, обожженные Дерьмопадом умы и души отвергают любую, сколь угодно обоснованную критику, и согласны воспринимать только приятные для самолюбия "поглаживания".

Процесс для очень большой части общества довольно быстро миновал "нулевую отметку" простого неприятия и пошел дальше. Все, что было при советской власти, было хорошо. Не было никаких очередей. И в магазинах все было. И продукты были настоящие, а не то, что сейчас, из сплошной химии. А Сталин был величайший из великих, он нас спас, и он выиграл войну, и в быту был скромен. У нас была развитая промышленность и развитое сельское хозяйство, и самая могучая армия, и все нас боялись. А Берия был эффективный хозяйственник, примерный семьянин и добрый человек, хотя и вынужденно беспощадный ко всякого рода отщепенцам. И коллективизация с раскулачиванием — правильно, потому что иначе было нельзя. И пересажали восемьдесят процентов авиаконструкторов за дело. И генералов за дело. А тех, кто виноват не был, — так ведь разобрались, отпустили.