Человек-огонь - [22]

Стремительно развивались события.

В то время, когда в Петрограде шел штурм Зимнего Дворца, а второй съезд Советов принимал исторические декреты о мире, о земле и избирал первое в мире советское правительство — Совет Народных Комиссаров, контрреволюционные генералы в союзе с соглашателями начали поспешно готовиться к разгрому революционных сил фронта. Враги народа всячески пытались помешать проникновению в войска сведений о революционных событиях в Петрограде. Однако известие о революции докатилось и до казаков Первой Оренбургской дивизии.

Через несколько дней после октябрьского переворота в Петрограде в дивизию вернулся из штаба фронта подъесаул Каретов, ездивший туда с поручением дивкома. Он приехал утром. Несмотря на ранний час, землянка солдатского комитета была уже переполнена.

Раздвигая своими широкими плечами товарищей, потрясая над головой листком газеты «Рабочий и солдат», Каретов громко сообщил:

— Товарищи! Временщиков спихнули, Керенскому по шее дали…

Томин взял из рук своего заместителя газету, взглянул на ее первую полосу. Там было напечатано обращение Военно-революционного комитета при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов «К гражданам России». Пробежав волнующие строки и обращаясь к членам дивкома, радостно произнес:

— Товарищи! Дорогие друзья! В Питере революция!

— Ура! Ура-а-а! — рявкнули казаки так, что задрожало единственное окно землянки.

Томин зачитал обращение. Газета пошла по рукам.

— Обращение-то написано 25 октября, а сегодня 29-е? — удивленно протянул Федор Гладков. — А сейчас там что делается?

— Вы видите, что офицерье скрывает от казаков события в Питере. Надо сейчас же потребовать от командования все ленты и установить дежурство у аппарата. Сегодня же провести митинги во всех частях, — распорядился Томин.

Телеграфист, высокий, стройный казак с лихим чубом, с грозным окриком: «Нельзя! Не видите, что написано на дверях?» — двинулся навстречу вошедшим.

— Что передавали из Питера? — глядя в упор на него, спросил Томин.

— Ничего не передавали, — не сдавался тот.

— Врешь, шкура. Рассказывай! — И Гладков потянулся к кобуре маузера.

— Ленту! — потребовал Томин.

Казак обмяк, отошел в сторону и, боязливо озираясь на сослуживцев, тихо проговорил:

— Лента у генерала, передавали декреты о мире и о земле. Еще что-то передавали, да разве все упомнишь.

Гладков остался дежурить у аппарата, а Томин с друзьями пошли к начдиву.

Часовой вытянул вперед правую руку, в которой держал винтовку, и проговорил:

— Не велено никого пущать!

Каретов взял казака за воротник шинели и отодвинул в сторону. Томин открыл двери. Генерал, оторвавшись от бумаги, строго проговорил:

— Прежде чем врываться, надо разрешение спросить.

— Ленты! — потребовал в ответ Томин.

Генерал встал, уставил остекленевшие глаза на Томина.

— Изменники! Под суд!

— Ленты! — повторил Томин.

Рука генерала потянулась к телефону. Каретов отодвинул аппарат в сторону. Члены комитета придвинулись к столу.

— Ленты! — третий раз потребовал Томин и добавил: — Ключи от сейфа!

— Предатели, изменники Родины! — гневно крикнул генерал и кинул ключи на стол.

Томин открыл сейф и достал ленты с телеграммами из Петрограда. Сообщали о втором съезде Советов.

В полках, сотнях, на батареях весь день митинговали.

Казаки шестой сотни на полковой митинг пришли первыми. В старых шинелях и прокопченных пороховым дымом папахах они окружили Томина и наперебой сыпали вопросы.

Николай поднялся на трибуну, сложенную из снарядных ящиков. Охватил взглядом полк, выстроенный посотенно.

— Товарищи! Дорогие земляки! Станичники! — голос его звенел, набирая силу.

Сотни замерли. Пробежал по рядам ветерок, прошелестел ветками в роще и затих.

— Двадцать пятого октября в Петрограде рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, взяли власть в свои руки. Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов обратился к народу с воззванием. Вот оно:

К гражданам России!

Временное правительство низложено… Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»

Мощное, многоголосое «Ур-а-а-а!» покрыло последние слова оратора.

Эхо затухающими волнами укатилось к горизонту, утонуло в рощах и дубравах.

В воздух полетели папахи.

— Да здравствует Советская власть! Мир! Земля! Да здравствует Ленин!

Полк единогласно принял резолюцию, в которой признал власть Советов единственной властью в стране.

К вечеру митинги прошли во всех частях и подразделениях дивизии и везде было единодушно принято решение бороться за власть Советов.

*

Поздним вечером этого же дня между генералом и Полубариновым произошел такой разговор:

— Вениамин Петрович! Вы должны остаться в дивизии.

— Ваше превосходительство! Это невозможно, на кого я вас брошу? — испуганно возразил Полубаринов.

— Теперь я не начальник дивизии и от должности адъютанта вы освобождены. Я не маленький, в няньках не нуждаюсь, — оборвал генерал. — Слушайте внимательно. Вы член дивизионного комитета и выполняйте эти свои обязанности. России и казачеству вы нужны здесь.