Человек может - [62]

— О тюрьме нужно рассказывать? — спросил он глухо.

— Не нужно, — сказал с места Хейло.

— Как это не нужно? — не согласился начальник участка Савельев. — Пусть расскажет.

Люди правдивые уклоняются от истины так же часто, как лжецы и фантазеры, хотя из совсем других побуждений. Стремление Павла говорить правду и только правду привело к тому, что он преувеличивал свою вину, и ему стало казаться, что участники собрания смотрят на него с недоверием. Подавленный, насупившийся, он сел на место.

Первым попросил слова Костев — монтажник из бригады Петра Афанасьевича, большой плечистый парень, под стать Павлу. Он говорил о том, что бригада, которой руководит Павел, значительно перевыполняет нормы, работает дружно, Павел, как это ему известно, пользуется авторитетом у товарищей, и, по его мнению, Сердюк заслуживает, чтобы его приняли в кандидаты.

У Павла немного отлегло от сердца.

За ним выступил Савельев.

— Был в бригаде Павла Сердюка уже пожилой человек — Коляда, — начал он, почему-то волнуясь. — Мы, строители, работаем рядом с монтажниками, и нам многое видно. Так вот, я примечал — возьмется старик за что-нибудь тяжелое, и сейчас же, неизвестно просто откуда, кто-нибудь из членов бригады появится, поможет ему. Я даже не знаю, замечал ли сам Коляда, как члены бригады его оберегают. И не уверен, что сами монтажники это замечали, что они так договорились между собой. Просто в бригаде такие отношения между людьми, такая взаимопомощь, что это у них само по себе получается. И кто же эти люди? Гибайдулин — в прошлом бандит. Бурлака — тоже из осужденных, не знаю за что, но тоже, верно, не за хорошие дела. И кто же их так воспитал? Присматривался я и к этому. Сердюк это сделал. Молодой бригадир Сердюк…

Он помолчал.

— Теперь возьмем другое. С тем же Колядой. Заболел он. Сердюк — тихий человек. Из тех, что для себя не попросят. Но посмотрели бы, как он в постройкоме добивался путевки для старика. В санаторий. Здесь есть председатель постройкома — не даст соврать. Как тигр… А взять те же подвесные леса? Ничего не скажешь — настоящая рационализация. Опять же Сердюка предложение…

Павел покраснел, опустил глаза.

Вот, значит, как понимает нашу бригаду Савельев, — думал он.

Когда вслед за Савельевым, сняв свою мышиного цвета круглую кепочку, вышел Хейло, Павел насторожился.

— Я присоединяюсь к предыдущим ораторам, — сказал Хейло, — чтобы принять товарища Сердюка в кандидаты. Как мы видим на сегодняшний день, он с риском для своей молодой жизни разоблачил преступную банду, которая залазила в наш государственный карман, и этим искупил свою прошлую вину. Но товарищ Сердюк отбывал срок, у него были допущены серьезные ошибки, и он должен постараться их не повторять.

Не повторю, — подумал Павел. Он посмотрел на Хейло с неожиданной симпатией.

Петр Афанасьевич молча, посапывая носом, сидел в президиуме. Он тоже собирался выступать, а потом раздумал. Но и без слов было видно, как гордится он Павлом и радуется за него.

— Больше никто не хочет выступить? — спросил председатель.

— Дай еще мне слово, — попросил шеф-монтер Емельяненко.

Павел припомнил, что, кажется, за все время своей работы не слышал от него и слова. Это был грузный человек в мешковатом костюме, из старых мастеровых. Помятое, лицо его с частыми складками на щеках, лбу и подбородке выглядело апатичным и равнодушным ко всему на свете. Небольшие глаза с тяжелыми веками смотрели сонно.

Медленно и тяжело он поднялся на трибуну.

— Я буду голосовать за прием Павла Сердюка в кандидаты, — сказал Емельяненко. — Но здесь много говорили о нем хорошего. Однако никто не сказал о недостатках. А они у него есть…

Есть, есть, — подумал Павел. — И много. Но что он имеет в виду?

— Прежде всего, он невыдержан…

Это — правильно, — подумал Павел, который никогда прежде не считал себя невыдержанным. — Но я исправлюсь.

— Грубоват…

И еще как грубоват, — подумал Павел. — Откуда он только это знает?

— Бывает невнимателен к указаниям старших — есть в нем такая самоуверенность — сам, мол, разберусь…

Ой, есть, — подумал Павел.

— И чересчур любит заработать. На стороне. И иногда это идет в ущерб основной работе…

А это уж — нет, — подумал Павел. — А что шкафы несгораемые переносим — так это не в рабочее время. И это я не для себя. Для хлопцев. Мне и так хватает. Но — учтем.

— И еще я за ним одно нехорошее дело приметил. Когда первый агрегат пускали и маховик в первый раз обернулся — товарищ Сердюк мало радовался. Рабочий человек в такую минуту танцевать должен, шапкой об землю бить, а он постоял и отошел.

Это уж неправда, — заерзал на скамейке Павел.

— Я — радовался, — вырвалось у него.

— Радовался, да недостаточно, — с тем же равнодушным выражением сказал Емельяненко. — Души не было видно…

После Емельяненко слова попросил начальник строительства Бушуев. Он говорил о том, как важно, что Сердюк в трудных условиях рабочего-строителя продолжал учиться, получил аттестат зрелости. Необходимо, чтобы он поступил в строительный институт. Именно из таких настойчивых людей получаются настоящие инженеры.

Буду учиться, — думал Павел. — Обязательно буду. На заочном факультете. В строительном.