Человек, который упал на Землю - [51]

Ещё Брайс порадовался, что можно купить пива в киоске, — где бы вы подумали? — у входа в аквариум. Они взяли пиво с собой внутрь, — хотя знак это строго воспрещал, — и уселись в сумеречном свете перед большим резервуаром, в котором плавал огромный сом. Это было большое, красивое, мирное на вид создание, с тонкими свисающими усами и толстой серой кожей. Сом понуро смотрел, как они пьют пиво.

Они посидели немного в тишине, глядя на сома, а потом Бетти Джо спросила:

— Как вы думаете, что они сделают с Томми?

Брайс вдруг понял, что только и ждал, когда она снова заговорит о Ньютоне.

— Я не знаю, — ответил он. — Но не думаю, что они причинят ему вред.

Бетти Джо отпила из своего стакана.

— Они говорят, что он… не американец.

— Это правда.

— Вы уверены, доктор Брайс?

Брайс хотел было попросить называть его Натаном, но решил, что это пока неуместно.

— Я думаю, они правы, — отозвался он. Интересно, каким же образом они смогут его депортировать, если узнают правду?

— Думаете, его долго продержат?

Брайс вспомнил тот рентгеновский снимок, а ещё он вспомнил, как тщательно проверяли его самого в этом маленьком зубоврачебном кабинете, и до него вдруг дошло, зачем они это делали. Они хотели удостовериться, что Брайс — не антеец.

— Да, — ответил он. — Я думаю, его продержат долго. Так долго, как только смогут.

Бетти Джо ничего не ответила, и Брайс взглянул на неё. Она держала свой бумажный стаканчик на коленях обеими руками, и смотрела в него, как в колодец. Плоский, рассеянный свет от резервуара с сомом не отбрасывал бликов на её лицо, и её простые черты без единой морщинки, и то, как надёжно и уравновешенно сидела она на скамейке, — всё это делало её похожей на изящную статую. Он смотрел на неё молча — казалось, целую вечность.

Затем Бетти Джо взглянула на него, и ему стало понятно, почему она тогда плакала.

— Наверное, вы будете по нему скучать, — сказал Брайс и одним глотком осушил стакан.

Выражение её лица не изменилось.

— Конечно, буду, — тихо произнесла она. — Пойдёмте, посмотрим на других рыб.

Они посмотрели на других рыб, но больше ни одна не понравилась Брайсу так, как старый сом.

Когда настало время взять такси обратно в город, Брайс вдруг понял, что у него нет адреса, который он мог бы назвать шофёру, что ему некуда пойти. Он взглянул на Бетти Джо, стоящую рядом с ним в лучах зимнего солнца.

— Где вы собирались остановиться? — спросил он у неё.

— Я не знаю, — ответила она. — У меня в Цинциннати никого нет.

— Вы ведь можете вернуться к своей семье в… где они живут?

— В Ирвине. Это не очень далеко. — Бетти Джо задумчиво посмотрела на него. — Но я к ним не хочу. Мы никогда не ладили.

Не очень-то задумываясь, что это означает, Брайс спросил:

— Может быть, останетесь со мной? В гостинице, для начала? А потом, если захотите, мы можем подыскать квартиру.

Бетти Джо на миг остолбенела, и Брайс испугался, что оскорбил её. Но она шагнула к нему и сказала:

— Господи… Да! Мы должны остаться вместе, доктор Брайс.

8

Пошёл второй месяц заключения. Ньютон снова запил — сам не зная почему. Одиночество не было тому причиной: с тех пор, как Ньютон исповедался перед Брайсом, он не слишком нуждался в общении. Теперь, когда заботы стали незатейливы, а ответственности почти не осталось, огромный груз напряжения, с которым он работал все эти годы, исчез. В оправдание пьянству осталась лишь одна тревога: следовать ли плану и дальше, если правительство это ему когда-нибудь разрешит? И всё же Ньютон не часто об этом думал — неважно, пьян он был или трезв, — уж очень мала была вероятность того, что у него будет в дальнейшем хоть какой-нибудь выбор.

Он по-прежнему много читал, а в последнее время увлёкся авангардной литературой. Особенно ему нравились сложные для понимания стихи жёстких поэтических форм, которые печатали в авангардистских журнальчиках, — секстины, виланеллы, баллады, — которые, хоть и не могли похвастаться богатым содержанием, часто очаровывали его великолепной игрой слов. Ньютон даже попробовал сложить итальянский сонет — александрийским стихом — но понял, что пугающе бездарен, ещё до того как одолел первое восьмистишье. Когда-нибудь он попытается написать его на антейском…

Кроме стихов он поглощал немало научной и исторической литературы. Тюремщики Ньютона снабжали его книгами так же щедро, как и джином. Чего бы он ни попросил у человека, который приносил ему еду и прибирал комнату, — тот лишь приподнимал бровь, и не позднее, чем на следующий день, книга была у Ньютона. Как будто их этому специально учили! Однажды Ньютон попросил арабский перевод «Унесённых ветром» — из чистого любопытства — и сотрудник ФБР невозмутимо доставил ему книгу через пять часов. Поскольку Ньютон не знал арабского, да и вообще не очень-то любил романы, он приспособил увесистый том в качестве подпорки для книг.

Ньютону в его положении недоставало лишь возможности выйти на свежий воздух, а ещё порой ему хотелось увидеться с Бетти Джо или Натаном Брайсом, единственными людьми на этой планете, которых он мог бы назвать друзьями. У него было ещё какое-то чувство по отношению к Антее — ведь у него остались там жена и дети, — но он не смог бы его назвать. Он больше не думал о доме так уж часто. Он прижился.