Человек, который был похож на Ореста - [56]

Электра. Старшая сестра Ореста, бежавшая вместе с принцем, ибо не могла без отвращения видеть Эгиста в постели матери. Эта маленькая и смуглая девушка никогда не снимала с шеи бронзовую цепь, каждое звено которой изображало голову быка, или царскую корону, или маленькую серебряную шкатулку. В ней лежали нитки, пропитанные кровью Агамемнона, — ей дал их распорядитель похоронной процессии, укладывавший в гроб труп ее отца. Как утверждают некоторые авторы, Электра сама влюбилась в Эгиста и оттого так упорно добивалась расправы над ним. Принцесса воспылала страстью к любовнику матери, ибо постоянно видела его в красивых гамашах, аккуратно причесанного; он то и дело посылал кого-нибудь купить слоеных пирожных, рассказывал сплетни о жизни аристократов, а иногда описывал свое путешествие на Сицилию. Там его спутали с принцем, путешествовавшим инкогнито, которого ожидали, чтобы подняться на борьбу против господ Альтавилья-де-Арагон, и предложили стать их владыкой, занять почетное место на ларце с мощами первых мучеников и, сидя там в расшитых перчатках, решать, когда следует собирать виноград, а также определять, предвещает ли затмение счастье или беду. Перчатки он захватил с собой на память о приключении и подарил их Электре, так как они не налезали на его широкие руки, а ей пришлись впору. По мнению других, Электра так убивалась потому, что именно она, а не Ифигения, должна была остаться вечно юной во дворце ожидать приезда брата; теперь же бедняжка мечтала лишь о скорейшем исполнении мести: ведь тогда Ифигения начнет стареть так же, как она. Казалось, молодость одной сестры оплачивалась быстрым появлением морщин на лице другой — возле уголков рта и на лбу, — и та полагала, что стоит счастливице начать стареть, как она сама помолодеет: кожа станет нежной и мягкой, как у пятнадцатилетней девушки, груди — округлыми и высокими, талия — тонкой, живот — плоским, а икры — стройными. Когда греческим родственникам беглецов из Аргоса, Ореста и Электры, — а их насчитывалось двадцать два человека, согласно александрийским генеалогиям, — надоело принимать их в качестве гостей, сестре пришлось зарабатывать на хлеб для обоих, ибо брат проводил целые дни в манеже или зале для фехтования, поддерживая свою форму. Инфанта устроилась в Фивах, в доме ремесленника, отливавшего в своей мастерской золотые зубы, жена которого сошла с ума в театре. У них было трое детей, и девушка их мыла, причесывала и учила читать, а кроме того, помогала время от времени, когда сумасшедшая впадала в буйство, запихивать ее в бочонок с завинчивающейся крышкой, наполненный до половины теплым красным вином. Ремесленник приютил брата и сестру в своем доме, стоявшем в предместье, так как из труб мастерской постоянно шел дым. Одно время прошел слух, будто Электра убедила хозяина отдать брату золото, лежавшее у него в сейфе, а сама обещала остаться в его доме в качестве залога. Золото принадлежало богатому господину из Далмации, торговцу ароматическими маслами, заказавшему золотые челюсти для своего любимого коня. Животное умерло от истощения, и ремесленник хранил драгоценный материал, ожидая дальнейших распоряжений. С этим-то золотом и отправился Орест в Микены. Электра легла на землю и велела брату, чтобы его конь наступил на нее: скакун опустил левое копыто на ее затылок, словно исполняя древний ритуал. Как считает большинство исследователей, уехав из Фив, принц не посылал сестре писем. Последние сведения о ней самой, дошедшие до Филона Младшего, гласили, что она живет в том же доме, ходит по городу простоволосая, неряшливо одетая и на лице ее с каждыми днем прибавляются новые морщины. Теперь она без конца говорила сама с собой и даже ночью во сне, рассказывая, чем занимается в тот или иной час ее брат. Электра представляла себе дороги, где проезжает Орест, слуг, точащих ему меч; масть коня или название корабля, что везет его все дальше и дальше; кушанья, которые он ест за обедом, цвет плаща и даже женщин, увлекающих принца. Эта нескончаемая болтовня оказалась весьма кстати: сумасшедшая, слушая ее, забывала о своих страхах и бредовых идеях и покорно ходила за инфантой, ожидая с нетерпением новых историй, подобно человеку, читающему роман в журнале, завороженному строчкой «Продолжение следует» и жаждущему получить скорее следующий номер, чтобы узнать, чем кончилась история с каретой, упавшей в пропасть, и удалось ли поймать похитителя девочки или он успел продать ее цыганам. По слухам, Электра сошлась с ремесленником: с одной стороны, беднягу отвергала безумная жена, а с другой — девушка хотела раздобыть денег для Ореста на тот случай, если тот пошлет за ними своего верного слугу. Говорили, правда, и другое: будто бы родной брат был ее единственным любовником. Она добилась этого при помощи обмана, притворившись в темном коридоре служанкой, которая приходила в дом гладить белье. Ее якобы вынуждало поступать так желание родить от Ореста сына, а отнюдь не страстность натуры или отсутствие поблизости какого-нибудь другого принца. Ей хотелось, чтобы ребенок унаследовал ненависть отца и мог бы совершить отмщение вместо него в случае неудачи. Однако Филон Младший, коего можно считать компетентным в толковании образа Электры, написал сцену, в которой попытался раскрыть истинные причины поведения инфанты. По его версии, на заре она должна была назвать себя и заявить брату, будто и в этом грехе повинен Эгист — разве не по милости этого негодяя они бродят по свету сирые, бездомные, забывшие людские законы? Дальнейшая судьба инфанты неизвестна. Скорее всего, она больше никогда не покидала Фивы и жила в доме ремесленника, который не знал, как отблагодарить ее за то, что ей удалось успокоить сумасшедшую: та пополнела, стала подкрашивать глаза и модно одеваться. Бедняге было невдомек, для кого прихорашивается его жена. А она наряжалась, садилась в патио под апельсиновым деревом в платье с глубоким вырезом и турецких туфлях, из которых выглядывали крошечные мизинчики с ноготками, подкрашенными розовым лаком, и ждала Ореста. Наслушавшись рассказов Электры, безумная женщина влюбилась в него без памяти.