Человек ищет счастья - [34]
— Тут он за отца. Работает на механическом заводе.
— А фамилия? — пророкотал чей-то бас, я вздрогнул от неожиданности. Маша весело рассмеялась и сказала:
— Папа, нельзя ли осторожней?
Только теперь заметил чуть в стороне гамак, скрытый от посторонних глаз кустом боярышника, а в гамаке — мужчину, седого, но румяного, в шелковой сетке и в пижамных брюках. Он лежал, заложив руки за голову, и как будто слушал нас.
— Как фамилия? — повторил он.
— Моя, что ли? — растерялся я.
— Нет. Того лодочника.
— Карманов.
— Федор?
— Да.
— Бузотер ваш Карманов.
— Папа!
— Что папа? Бузотер. Ласковее не могу. В цехе он у меня. Знаю.
— Папа, зачем ты нам мешаешь? Вот всегда ты так.
— Я не мешаю. Я всего лишь дал справку.
— Не нужна нам твоя справка.
Меня рассердило это бесцеремонное вторжение в наш разговор. Особенно обидно было за Федю. И я возразил:
— Послушайте, зачем же честных ребят обзывать бузотерами? Карманов — парень принципиальный, хотя и тихий. Мимо беспорядков не пройдет.
— Вот-вот, как крючок — за все цепляется. Ему-то что: отстоял положенное у станка — и трава не расти. А с тебя начальство сто шкур спустит — стоном стонешь, а тут еще эти бузотеры под ногами. Небось завоешь!
— Папа, ну что ты, право!
— Ладно, молчу. Молодой человек, посоветуйте, где разжиться червями? Душа рвется рыбачить, а черви мои пропали.
Я засмеялся: уж больно резкий был переход от одного к другому. Улыбнулась и Маша. А он что-то пробурчал недовольно, и я подумал о том, что этот старикан, должно быть, не такой-то уж плохой, как рисовал его Федя.
— У Карманова, — ответил я.
— У бузотера? Увольте! — но, поразмыслив, произнес неуверенно: — А впрочем… это даже лучше. Машенька, съезди-ка, милая, к нему. Мол, Борис Павлыч просил.
Я извинился за беспокойство и зашагал через полянку, направляясь к тропинке. Маша сказала, что эта тропинка приведет меня прямехонько к пионерлагерю. Я не успел углубиться в лес, как услышал оклик Маши. Остановился, подождал ее.
— Я хочу сказать… — почему-то замялась, теребя в руках березовый листок. Потом подняла на меня глаза и продолжала:
— Только для вас. Не было со мной такого случая, не тонула я. С кем-то он меня спутал.
— Вот оно что, — произнес я, обескураженный этим признанием. Вздохнул: значит, ошибся Федя. Жаль.
— Только, пожалуйста, не говорите ему об этом, — принялась горячо уговаривать меня девушка. — Пусть он думает, как раньше. Хорошо? Вы ведь обещаете? Это очень важно!
— Обещаю! — улыбнулся я и протянул ей руку. — Вот!
Ее пожатие было крепким, энергичным, и мне это понравилось.
Так в тот чудесный летний день на берегу лесного озера мы с Машей составили заговор. И сегодня мне кажется, что не будь этого заговора, то, возможно, Борис Павлыч все еще считал бы Федю человеком неуживчивым и бузотером. А вот теперь он круто изменил мнение о моем приятеле и своем близком родственнике.
ЧЕЛОВЕК ИЩЕТ СЧАСТЬЯ
Повесть
Андрей проснулся ночью. Недалеко выли волки. Это было невероятно, чтобы в июле выли волки. Но Андрей проснулся именно с таким ощущением, будто сон его нарушило заунывное, хватающее за душу завывание: у-у-у-о-о-у-у.
Дверь избушки была открыта — даже ночью стояла духота.
В густо-синем мраке застыли сосны. Сразу за ними обрывался лес, зияла темная пустота. Дальше мрачнела дальняя гора, над ней мигала зеленоватая звездочка.
Пахло увядающей травой и еще чем-то терпким и очень знакомым, кажется, полынью.
Андрей потянулся, хотел было поднять над головой руки, вытянуть их, но ойкнул. Вот так всегда забывал о своей болезни.
Андрей снова прислушался: по камням будто кто-то ходит. Шуршали мелкие камешки. «Что такое?» — в тревоге подумал Андрей и поднялся на лежанке.
Вдруг совсем рядом, за стеной избушки завыл волк: у-о-о-у-у!
Ему вторил другой.
У Андрея побежали по спине мурашки. Схватив топор, выглянул наружу. Что-то непонятное творилось в природе. Это Андрей понял сразу.
На горе было прохладнее. Однако воздух не был так чист, как вечером. В него примешался горький запах дыма.
Андрей взобрался на большой камень — шихан и все понял: у северного подножия горы Егозы начался лесной пожар. Андрей вернулся в избушку, крутнул ручку допотопного телефона и, схватив трубку левой рукой, закричал:
— Ало! Ало! Кордон! Кордон!
Кричал он, наверно, с минуту, пока не проснулась телефонистка.
— Кордон? Это Синилов, наблюдатель с Егозы. В пятнадцатом квартале пожар. С вечера не было. Ничего не было. Это недавно.
Андрей повесил трубку на рычажок, вышел из избушки и сел на камень.
Вот отчего выли волки. Их потревожил лесной пожар.
Сейчас не только волки бегут от огня. В ночной тайге, такой таинственной и необъятной, сейчас паника.
А пожар разгорался. Он бушевал внизу. Темнота скрадывала расстояние: казалось, до него рукой подать, хотя было пятнадцать километров.
Ночь была многозвездной. Вдалеке, слева и справа, стыли горы. Тишина стояла такая, будто весь мир прислушивался и настороженно ждал каких-то событий. А между гор плясало и трепетало багровое пламя.
Андрей смотрел на всполохи пожара. Он представил: на кордоне сейчас подняли тревогу. Первая группа сезонных рабочих, вероятно, уже брошена на грузовиках к месту пожара. Завтра утром, а может быть, и ночью, придут люди из города. И начнется ожесточенная борьба между людьми и стихией. Огонь отрежут, сожмут в тиски. Он будет бесноваться, кое-где сумеет прорвать кольцо блокады. Но ему вновь отрежут путь.
