Человек и песня - [17]
На другой день собрался небольшой дружный Оленицкий хор в деревенском клубе: Павла Никитична, Таисия Изосимовна Кожина, скромная женщина с тонкими, живыми чертами лица, ее подруга Валентина Александровна Телицына, Христина Егоровна Кожина, Евстолия Арсеньевна, Мария Михайловна, гармонист Макар Макарович, Олена Макаровна, Мария Макаровна — все Кожины, все колхозники. Совсем молодая Ульяна Семеновна Кожина — секретарь сельсовета.
Звучат радостно торжественные свадебные песни, протяжные лирические. И вдруг — морозным заполярным вечером — как чудесное творение белых ночей у моря возникает переливчатая, деликатно нежная девичья песня-мечта:
С тех пор, как услышала я эту чудо-песню, каждый раз, когда бываю летом на Терском берегу и гляжу на такое разное Белое море — то опалово светящееся, замершее в неподвижности, похожее на жемчужный туман белой ночью, то радужно-искристое на заре, то с шумом приливающее почти вплотную к деревням, то убегающее в отлив и оставляющее большие пряно пахнущие морскими водорослями, похожие на крутолобых тюленей, блестящие черные камни, среди которых копошится в ожидании прилива всякая живность: морские звезды, крабы, маленькие рачки, заблудившиеся рыбешки,— всякий раз откуда-то приходит ко мне эта песня (то ли из далей морских доносится, то ли с береговых сопок, поросших пахучим можжевельником, низкорослой елью, духмяным чабрецом, ярко-сиреневым иван-чаем, белым оленьим мхом ягелем)... Вот-вот из морской мари покажется голубой корабль с блистающими, как полуденные облака, белыми парусами, с перезвоном серебряных цепей и солнечно сияющим золотым якорем — корабль девичьей мечты, девичьего счастья...
И вдруг, словно сбрасывая с себя сказочный полусон-полудрему, выплескивая ширь характера и без стеснения выказывая прямоту и силу, стать недюжинную, «во весь голос да во всю голову», с приплясом да с притопом:
Как «пляшущее» на рассвете солнце, выбрасывающее протуберанцы — языки пламени, разлилась игрищная плясовая. Может быть, донесла она до нас осязаемый, зримый, слышный отголосок всенародных празднеств Господина Великого Новгорода, который К. Маркс называл «величайшей демократической республикой средневековья»?..
...Следующий вечер был предновогодним. Нас с Шурой водили из дома в дом наши хористы. Здесь «всплыла» еще одна, вернее, даже две пословицы: «гость с собой стол не носит» да «гость с собой печь не носит». На этом основании взялись нас угощать в предновогодний вечер все наши добрые друзья по очереди. Отказы и объяснения не принимались. Каждый кормил по всей форме: чаем, шаньгами, калитками, рыбниками, солеными грибами, пивом собственного производства, свежежареной рыбой, соленой рыбой... После гостеванья в третьем доме нам уже «занехорошело». Но пришлось обойти все десять домов, в каждом доме отведать всего, похвалить неложно, поблагодарить сердечно. До сих пор не знаю, как удалось нам выдержать это нелегкое испытание сверхгостеприимством.
В тот же вечер почти в каждом доме в русских печах хозяйки пекли козули[60]. Я впервые видела их: в печах на противнях, на деревянных чистых столешницах «паслись» целые «стада» — олени с ветвистыми рогами, неуклюжие тюлени, собаки, лисицы, лоси и лосихи, коровы, быки, бараны, петухи, уточки... Это потом я узнаю из научной литературы, что до сравнительно недавнего времени обычай выпекания этой удивительной съедобной хлебной скульптуры был распространен во многих странах мира; что в России, на Украине и в Белоруссии, независимо от того, какое животное или птица изображается, все фигурки называются козулями в честь святочного козла — жертвенного животного, участника зимних игрищ и ритуалов времен далекого язычества. Узнаю, что советский искусствовед Л. А. Динцес[61] убедительно доказывает связь смысла, содержания и назначения игрушек и хлебной скульптуры с древнейшими дохристианскими религиозными представлениями славян. Что набор перечисляемых Динцесом тотемических животных (то есть животных или птиц — покровителей данного племени, рода; животных, сливающихся в сознании членов этого рода с образом далекого обожествляемого предка, родоначальника) достаточно полно представлен в настоящее время в терских козулях. Что происхождение фигурного печенья, почти утратившего к настоящему времени свой изначальный магический смысл и ставшего предметом детской игры, восходит к обычаям славянских ритуальных трапез, братчин, «питий молебных пив», с поеданием жертвенных священных животных или их изображениями...
Эту работу по праву можно назвать введением в методологию звуковых исследований. Мишель Шион – теоретик кино и звука, последователь композитора Пьера Шеффера, один из первых исследователей звуковой фактуры в кино. Ему принадлежит ряд важнейших работ о Кубрике, Линче и Тати. Предметом этой книги выступает не музыка, не саундтреки фильмов или иные формы обособления аудиального, но звук как таковой. Шион последовательно анализирует разные подходы к изучению звука, поэтому в фокусе его внимания в равной степени оказываются акустика, лингвистика, психология, искусствоведение, феноменология.
Настоящий песенник, выпуск 3, представляет собой учебно-методическое пособие по аккомпанементу песен под гитару для всех желающих, с широким выбором песен.
Увлекательная история фортепиано — важнейшего инструмента, без которого невозможно представить музыку. Гениальное изобретение Бартоломео Кристофори, совершенное им в начале XVIII века, и уникальная исполнительская техника Джерри Ли Льюиса; Вольфганг Амадей Моцарт как первая фортепианная суперзвезда и гений Гленн Гульд, не любивший исполнять музыку Моцарта; Кит Эмерсон из Emerson, Lake & Palmer и вдохновлявший его финский классик Ян Сибелиус — джаз, рок и академическая музыка соседствуют в книге пианиста, композитора и музыкального критика Стюарта Исакоффа, иллюстрируя интригующую биографию фортепиано.* * *Стюарт Исакофф — пианист, композитор, музыкальный критик, преподаватель, основатель журнала Piano Today и постоянный автор The Wall Street Journal.
Предисловие составителя-переводчикаОбщепринятая практика требует, чтобы любому труду (а тем более объёмному, каковым этот, несомненно, является) было предпослано некое предисловие. Не знаю, насколько оно необходимо, but what the fuck... Заппа сам говорит за себя лучше, чем когда-либо смогу я или кто-то другой. Как писал в «Арапе Петра Великого» Сергеич, «следовать за мыслями великого человека есть занятие самое увлекательное». Могу только подтвердить справедливость этого утверждения. Конечно, у нас теперь есть хорошо переведённая НАСТОЯЩАЯ КНИГА ПРО ФРЭНКА ЗАППУ, но и эти интервью, наверняка, многое прибавят к тому образу, который сложился у всех нас благодаря неутомимой деятельности Профессора Заппы.
Имя Исаака Дунаевского (1900—1955) золотыми буквами вписано в историю российской популярной музыки. Его песни и мелодии у одних рождают ностальгию по славному прошлому, у других — неприязнь к советской идеологии, которую с энтузиазмом воспевал композитор. Ясность в эти споры вносит книга известного журналиста и драматурга Дмитрия Минченка, написанная на основе архивных документов, воспоминаний и писем самого Дунаевского и его родных. Первый вариант биографии, вышедший в 1998 году, получил премию Фонда Ирины Архиповой как лучшая книга десятилетия о музыке и музыкантах.
В книгу вошли разноплановые, но объединенные лейтмотивом обеспокоенности статьи о сохранности нашего музыкального наследия как созидательного духовного начала, о «приоритетах» рок-музыки сегодня и причинах широкого распространения ее среди молодежи, о негативном влиянии рок-музыки на мироощущение человека.
Исполнительница народных песен, народная артистка РСФСР Елена Сапогова рассказывает о своем творчестве, о трудностях, с которыми приходится встречаться народным талантам в нынешних условиях, и о победах, которые каждый празднует в меру своих способностей, осознания важности своего дела. В сборнике приводится множество песен из репертуара Елены Сапоговой, записанных в различных областях России ею и другими авторами, а также несколько былин и притчей.
В сборник вошли русские народные музыкальные игры, плясовые, хороводные песни, заклички, потешки, записанные в различных областях России. Репертуар сборника, построенный по ступеням сложности, позволяет использовать его в коллективах детей самых маленьких и более старших возрастных групп.
Кто он — Павел Александрович Флоренский, личность которого была столь универсальной, что новым Леонардо да Винчи называли его современники? Философ, богослов, историк, физик, математик, химик, лингвист, искусствовед. Человек гармоничный и сильный... А вот и новая его ипостась: собиратель частушек! Их мы и предлагаем читателю. Многие из частушек, безусловно, впишутся в нашу жизнь, часть — представит исторический интерес.