Человек без собаки - [21]

— Прошу извинить, мне надо в туалет, — прошептал Кристофер.

— Еще бы! — Розмари почувствовала облегчение. — Значит, так: все наверх, вы же знаете, где ваша комната. Все как всегда. Надеюсь, Хенрик не вырос из кровати.

— Нет проблем, — приветливо улыбнулся Хенрик. — У меня все гнется — и тут, и там.

По крайней мере один человек рассмеялся этой шутке от всего сердца — Карл-Эрик Германссон.

Кристина и сопровождающие ее лица прибыли десятью минутами позже. Малыш Кельвин немедленно вцепился в мамину ногу и уткнулся в нее носом. На Кристине было новое, очень столичное желтое кашемировое пальто, но выглядела она уставшей. Розмари сделала пометку в памяти: надо бы посоветовать дочери сделать анализ крови, нет ли у нее анемии, хотя знала, что такой разговор вряд ли состоится. Доверительные разговоры с Кристиной прекратились давным-давно, дочери было лет двенадцать, не больше. К тому же… — Розмари попыталась разобраться в своих ощущениях — к тому же, может быть, это вовсе и не усталость. И даже, скорее всего, не усталость. На лице у дочери была написана скука, откровенная, болезненная, с трудом переносимая скука. Связано ли это исключительно с принудительным посещением родительского дома? Или корни лежат еще глубже?..

Якоб Вильниус, как опытный шармёр, приехал в длинной шерстяной накидке до пола — таких в Чимлинге еще не видывали. Он приготовил для новообращенных пенсионеров особый подарок. Несколько раз подчеркнув, что это еще не настоящий подарок, настоящий подарок они вручат завтра, в торжественной обстановке, а это так, otium post negotium,[22] ха-ха, односолодовый виски, «Лафрог», собственно говоря…. Разлит в дубовые бочки сразу после Рождества Христова. Каждая капля — на вес золота, при умеренном потреблении на полгода хватит… а нальешь лишний сантиметр — и в полет, ха-ха.

Чтобы показать гостю, как высоко ценит он столичные прихоти, Карл-Эрик тут же откупорил драгоценную бутылку и предложил попробовать всем, кроме внуков, разумеется. Да их в поле зрения и не было — братья Грундт устраивались в своей комнате, а малыш Кельвин забрался под стол и внимательно изучал свой большой палец. Все сделали по небольшому глотку и замерли, восхищаясь характерным запахом высокогорного шотландского торфяного дыма, кроме Розмари, она тут же оправдалась: ничего не смыслю в виски.

— Женщины — вечная загадка, — улыбнулся Якоб Вильниус.

— А Роберт еще не приехал? — поинтересовалась Кристина.

— Нет. — Розмари посмотрела на часы. — Он вчера звонил. Сказал, к семи будет.

— Уже четверть восьмого.

— Знаю, знаю… — На лице у Розмари появилась озабоченность. — Мне надо похлопотать на кухне.

— Тебе помочь? — как всегда, спросила Эбба.

— Справлюсь. — Розмари услышала эхо собственной реплики, и ей показалось, что в ней прозвучало раздражение, хотя она вовсе не имела такого намерения. Неужели я не в состоянии скрыть, насколько мучительны для меня все эти ритуалы? — Знаешь, через четверть часа пусть мальчики спускаются вниз, — сказала она примирительно. — Мы же не можем голодать весь вечер и ждать Роберта.

— Я и не собиралась, — сказала Эбба.

— Итак… итак, вы собрались в Испанию, если я правильно понимаю? — спросил Якоб Вильниус.

— В Андалузию, — уточнил Карл-Эрик и доверительно наклонился к собеседнику. — Не знаю, известно ли тебе, какую богатую историю имеют эти места. Гранада, Кордова, Севилья… Незабываемо! Арабское наследие, еврейское наследие… я даже подумываю, не начать ли мне в свободное время копаться в истории… попробовать инвентаризировать все это богатство…

Его монолог прервал звонок в дверь.

Приехал Дрочила Роберт. Семья была в сборе.

Братья лежали на своих кроватях в двенадцатиметровой квадратной комнате. Темно-зеленые обои с вертикальными, тоже зелеными, но чуть посветлее, полосками. Комод с тремя ящиками, на тумбочках — одинаковые настольные лампы на деревянных ножках с выжженной затейливой надписью «Смёген». На двери встроенного шкафа — большой календарь 1988 года, посвященный местной футбольной команде «Рейнер». Зеленые футболки, зеленые трусы.

Кристофер уставился в белый потолок. Он думал о Линде Гранберг. Хенрик тыкал в клавиатуру мобильника — сочинял эсэмэску. В темноте за окном шел тихий, мелкий дождь, его шуршание напоминало сигналы из дальнего космоса.

— Кому пишешь? — спросил Кристофер.

— Приятелю.

— Понятно.

Кристофер закрыл глаза. Линда упрямо не выходила из головы, и это не давало ему покоя. Хорошо бы и в самом деле перепрыгнуть через несколько дней.

Собственно, через два. Осталось перепрыгнуть через два дня. Если бы сейчас был вечер среды, а не понедельника, он бы уже был в Сундсвале. Лежал бы на своей постели, а не на этой видавшей виды койке. И Линда была бы поближе… куда как поближе, всего-то несколько сот метров до их дома на Стокрусвеген. Можно позвонить и назначить встречу. А почему бы и нет? Сказать, что приготовил ей рождественский подарок.

Черт подери, почему он раньше об этом не подумал? Позвонить Линде, попросить подойти к киоску Биргера, подарить ей что-нибудь такое, что ее потрясет, съесть по гамбургеру, прогуляться, выкурить сигарету. Поговорить о том о сем, а потом целоваться… так и сделаю, не будь я Кристофер Грундт. No doubt.