Человечья магия - [6]

— Не моя вина, что ты здесь оказался. Я тебя честно выкупил, и теперь стараюсь сделать всё, чтобы тебе было если не хорошо, то хотя бы не слишком плохо. Согласись — я ведь стараюсь! Я же тебя даже не держу, двери открыты, хочешь — можешь уйти в любое время. Только далеко ли ты уйдёшь — без друзей, без денег, без вида на жизнь или хотя бы покровителя, способного вписать твою судьбу в собственный свиток? Мой дом для тебя — не тюрьма, а единственное безопасное убежище, и я бы не хотел, чтобы ты воспринимал меня хозяином-деспотом, а себя рабом или вещью. Если я и хозяин, то только лишь хозяин дома, а ты — почётный пленник-гость, перед которым хозяева должны всячески расстилаться, чтобы не навлечь на свой дом несмываемого позора. Вот я и расстилаюсь… как могу. Виски вот разыскал. Думаешь — легко было? Из вашего мира, настоящий. Выпей, не обижай меня. Если боишься — я могу отодвинуться подальше…

Есть!

Глаза сощурил, подбородок задрал, с кровати слез и на стул уселся с самым решительным видом. Причём даже не стал отодвигать этот стул подальше от меня, хотя мог бы, вполне бы естественно смотрелось. Но нет — не мог. Я же его в трусости обвинил. Как же после такого — да отодвинуться? Всё-таки иногда люди такие предсказуемые.

— Наливай.

Голос хриплый. В сощуренных глазах страха почти нет, только ненависть. Отлично. Ненависть — чувство активное и открытое, с ним уже можно работать.

Первую порцию опрокинул залпом, я даже умилился. А потом накрыл бокал ладонью, вперив в меня тяжелый взгляд.

— А себе?

Чего-то подобного я ожидал, но не так быстро. Что ж, работаем по ускоренной программе.

— Я не могу.

— Не уважаешь?

Похоже, ты, лапуля, сейчас пытаешься сам себя накрутить. Страх исчез окончательно, зато появилось презрение. Бутылка стоит в центре стола, я специально ее так поставил, чтобы тебе далеко тянуться не пришлось, если схватить захочешь.

Ты и схватил, не обманул ожиданий.

Налил оба бокала по край:

— Пей! Тебя гость просит! Не позорь дома, благородный и добрый хозяин.

Отлично.

Глумливые интонации — ерунда. Главное, что ты не только слушаешь — ты слышишь. И обдумываешь услышанное. И делаешь выводы.

Какое-то время смотрю сквозь тебя печально и отстраненно. Поясняю негромко, задумчиво так, словно ни к кому и не обращаясь, просто думая вслух.

— Для меня это смерть. Быстрая и довольно неприятная. Я тебе говорил, у нас совершенно иная биохимия, другой метаболизм. Один или два глотка я бы, наверное, еще смог пережить… было бы больно, но не смертельно. Полный бокал — без вариантов.

Твой взгляд по-прежнему полон презрения, губы кривятся. Берешь свой бокал за тонкую ножку и смотришь выжидательно, усмехаясь. Ты уже торжествуешь победу, маленькую, но такую важную. Ты уверен, что я не посмею. Это очень хорошо, что ты так уверен. Это просто отлично.

— Что ж… Если пленник-гость настаивает… я вынужден уважить просьбу пленника-гостя.

Резко выдыхаю, закрываю глаза и беру бокал. Жаль, что я не вечен и не смогу преследовать тебя между мирами, но очень надеюсь, что следующие несколько минут ты запомнишь надолго, и именно мое лицо будет сниться тебе самыми глухими и темными ночами в самых кошмарных …

Шорох, удар, боль в руке, звон разбитого стекла.

— Придурок!

Хрипло так, с чувством. И, что характерно — прямо в лицо, даже волосы шевельнулись.

Открываю глаза.

Осколки выбитого из моей руки бокала валяются на полу, далеко — а этот лапуля нависает прямо надо мной, совсем близко, опираясь кулаками о стол и в пылу праведного негодования окончательно забыв, что надо бояться. До чего же он красив, когда злится… даже не будь острой необходимости, я бы, пожалуй, все равно им заинтересовался.

— Смею ли я полагать, что пленник-гость отзывает свою просьбу и мне не обязательно умирать?

— Придурок! Нет! То есть — да! Отзывает! Гос-споди… Какие же вы все тут… придурки.

— Благодарю.

Встаю и кланяюсь по всем правилам, как равному-которому-обязан, хотя этот лапуля вряд ли способен оценить нюанс. Снова на койку шлепнулся, обхватил голову руками, дергает себя за волосы, бормочет что-то о придурках, шуток не понимающих.

Вот и отлично.

Пусть посидит, подумает. Может, и надумает чего. А мне пока стоит малым Королевским набором заняться, его бы лучше сегодня уже доделать и отослать, пусть видят, что я работаю. Может, и еще недельку с основным заказом потянуть удастся, а там, глядишь, и сработает…

Выходя, уже у самых дверей, оборачиваюсь и прошу, балансируя на грани смущения — но так, чтобы грань эта явственно ощущалась:

— Ты, это… Запирайся, конечно… если тебе так спокойнее. Я специально щеколды не стал убирать. Только… Это ведь зря. Мне силком от тебя ничего не нужно. Я не заставляю, не требую, просто прошу. Мне ведь не надо, чтобы всем сердцем и на все времена. Мне будет достаточно самой малости. Буквально капельки, но искренней. Попытайся, а? Хотя бы чуть-чуть…

И выхожу, затылком ощущая его взгляд. Хороший такой взгляд, негодующе-ошарашенный. И запираться он не кинулся, что характерно.

Вот и прекрасно.

Может, еще все и получится. Чуть бы побольше времени — и говорить было бы не о чем, наверняка бы получилось. Но в том-то и дело, что времени у меня нет. Совсем. Назначенный Королем срок на исходе, никто не поймет, если слишком задержу исполнение, работа-то несложная. Работа несложная, в этом весь и подвох.