Человеческие судьбы - [3]

Много чудес и исцелений происходило у этой иконы. Из разных сёл и городов специально ради молитвы перед чудотворным образом приезжали. Но после революции не избёг и этот храм участи большинства русских церквей. Колокол сбросили, крест низвергли, часть икон увезли в Новгород, а другие сожгли. Святотатцы, которые крест срывали и иконы жгли, вскоре погибли страшной смертью. Одного трактором раздавило, другого упавшим деревом убило. А те, которые иконы жгли, живьём в баньке сгорели, когда мылись. Видать, пьяные были, угорели и не заметили, как банька занялась.

А куда же, спросите, делась чудотворная икона?

Откуда пришла, туда и ушла...

По свидетельству очевидцев, в 1937 году все иконы из церкви повытаскивали и в грузовик побросали.

Одна женщина, ещё и ныне здравствующая, замыслила чудотворный образ сохранить и попросила милиционера отдать его, якобы из-за рамки, куда она хочет фотографию мужа, служившего в армии, вставить. «Берите», — сказал милиционер.

«Надо бы мне сразу убежать, — вспоминает она, — а я, дура, стою, держу святыню в руках и смотрю, что же дальше будет…»

А дальше — прибежал председатель сельсовета, ударил женщину по лицу, вырвал у неё икону и с криком: «Да ведь это их самая главная поповская икона!» — бросил чудотворный образ в кузов машины.

В этот момент некоторые из окружавших грузовик людей, человек десять, в основном дети, увидели, как над машиной поднимается светлое облако, и в этом облаке стоит Пресвятая Богородица, держит в руках Свою икону и медленно поднимается к небу. Кто был чист сердцем и светел душою — тот удостоился это видеть!

Икона исчезла. Как ни искали её в машине и по всему Мародкино, как потом ни обыскивали грузовик в Новгороде, иконы не нашли. Чудотворный образ пришёл с неба и ушёл туда, когда стал не нужен людям. Но благословение Божией Матери навсегда осталось на этом месте. Это отразилось и на дальнейшей судьбе церкви. Вначале сделали там МТС, трактора ставили. Затем, когда началась война, советские войска при отходе решили церковь взорвать, чтоб врагу не досталась. Да что там храм, дома все у местных жителей сожгли, больных из хат выносили, детей выгоняли, а жилища сжигали, чтобы немцам хуже было. Не знаю, как от этого немцам, но старикам, женщинам, детям пришлось прожить холодную осень и зиму в землянках. До сих пор люди это былое "геройство" недобрым словом вспоминают.

Ну так вот, заминировали церковь, приготовились рвануть, да тут противник неожиданно появился, пришлось бежать, оставив храм неразрушенным.

Немцы в церкви конюшню устроили. Но пришло время, и их погнали. Они также под храм не одну сотню килограммов тола заложили, но взорвать не успели — наши войска подошли.

Так и осталась стоять церковь Божия под покровом Пресвятой Богородицы до сего дня.

Путь ко священству

Вернувшись из поездки, я твёрдо решил — буду служить в этой церкви. Трудность дороги, соседи-бандиты, нищета прихода не пугали. По молодости хотелось подвизаться: нести тяготы, болезни, уединение ради Христа, стяжать непрестанную Иисусову молитву.

Место для этого как нельзя более подходило. Жены и детей тогда у меня ещё не было. Мать и отец были относительно здоровы, человек я был физически довольно крепкий, трудностей и опасностей не боялся.

Честно говоря, дома моё решение приняли без воодушевления. Священство, да ещё сельское, престижным в обществе не считалось. Когда была моя хиротония, мать со слезами стояла в церкви. Но постепенно смирилась, отошла, а потом даже была рада, что сын — священник. Отец моё решение принял более спокойно, и в дальнейшем даже поддерживал меня во многом.

Но далеко не сразу стал я иереем. Причины этого коренились в моей прошлой жизни. Детство у меня было самое обыкновенное. Семья вообще не религиозная, родители — педагоги, и только в матери теплилась лампадка веры Христовой, бережно хранимой в крестьянском роду.

Когда меня в четырёхлетнем возрасте повели крестить, то благодаря ясельному воспитанию и радио, которое никогда не выключалось дома, я оказался изрядно атеистически подкован и, зайдя в Спасо-Преображенский собор, первым делом завопил: «Бога нет!» В диспут со мною вступила какая-то богомольная старушка. Но я был непреклонен. Так меня тогда и не крестили.

Это событие волею Божией врезалось в память, может быть, потому, что через 26 лет именно в этом соборе произошла моя диаконская хиротония и я впервые произнёс: «Паки и паки миром Господу помолимся». Где было произнесено отречение, там же было прочитано и первое общественное молитвенное призвание помолиться Богу.

Забегая вперёд, скажу, что в иереи я был рукоположен в Никольском кафедральном соборе, по соседству с которым находилось общежитие института имени П. Ф. Лесгафта, где ещё в студенческие годы мною была прочитана первая лекция по атеизму. В этой же церкви я начал свою проповедническую деятельность словами о покаянии и вере, о смысле жизни, о её суетности и пустоте без Бога.

Нет, не бывает случайностей в жизни, особенно у христианина; надо только внимательно присмотреться и вдуматься: что, отчего и как.

В возрасте 14-16 лет меня страшно мучил вопрос о жизни и смерти. Не мог я примириться с тем, что умру. Не мог и не хотел. Человека, который бы указал истинный путь, не нашлось, нужной литературы — тоже. Евангелие в то время в Публичной библиотеке находилось в спецхране и выдавалось по особому распоряжению и только в целях атеистической работы. Вот как слова Божия боялись! Зато атеистическая белиберда встречалась на каждом шагу, как теперь сектантская и оккультная литература. Бывал я и на занятиях по атеизму лекторов общества "Знание", регулярно проводившихся в райкоме партии. Интересный там состав, почти одни старички, желчные, злые, и все не прочь выпить. Моего тогдашнего шефа, преподавателя атеизма в институте, в конце концов за пьянку и выгнали.