Чел. Роман - [104]

Вытирающий от восторга слезы «слушатель», его колючие щеки и плотные, совсем не стариковские объятья, сбивчивая и почему-то, видно на волне финального «Цирюльника», итальянская речь – без паузы переходящая в обычный английский:

– È un miracolo! Miracolo! Il ragazzo… non ho parole…81 Why did…82

– Мальчик мой, мальчик… – лепечет откуда-то, чуть ли не из алтаря, появившаяся мама.

– …Not you tell about the repertoire, and why in August…83

– …Ты великолепен! Альберт, скажите… – толкает в бок мама совершенно онемевшего от всего происходящего Альберта.

– …I heard another one, when…84

Взволнованный, но и по-деловому собранный, отец указывает:

– This autumn. There wasn’t any in the summer.85

– Autumn? Are you kidding?86

– …No jokes! We thought earlier, but prepared since September.87

– Ты хоть понимаешь, что сейчас было? Мальчик? Понимаешь? Альберт, да что с вами?

– It’s not enough. Absolutely nothing for such things. These years. And here… Edward, are you talking about the competition? Why the contest? Your boy is ready for the stage with such a program…88

– I just need your advice. What do you think?89

– Complicated… You are the parents – you decide… Anna, I’m delighted… I’m shocked… Por supuesto, el trabajo, y de nuevo el trabajo, joven… Oh, digo mi maestro en la Ciudad de México … ¿Entiendes español, muchacho? Sorry, sorry… Edward, I think the competition is unnecessary.90

– You think so? But he doesn’t have any in his biography… And the one that was…91

– Oh, forget this August! Edward, what competition will be evaluate nine DO? Anna, tell him!92

– Эдя, он прав. К чему эти жюри? Что здесь непонятного?

– Good. Then, how and where?93

– Edward, I can, on my part promise that I will contribute and participate. Tomorrow I will call Riccardo…94

Для Чела уже в этот момент становится очевидно, что его предположения оказались верны. Никто не собирается возвращать ему доступ в Сеть, и тем более отпускать. После концерта гостя семья едет не на квартиру, а за город. И, судя по всему, уже в ближайшие дни или недели, возможно еще до Нового года, Чела вывезут из страны. Обещанный патронаж «слушателя» с конкретными датами, звонками и именами дорогого стоит. Что до Чарли, то она – и это ясно окончательно – всего лишь используется как виртуальная муза, реальные встречи с которой полностью исключены. Родители слишком хорошо помнят лето и не хотят его повторения. Чарли им и помогает, и мешает одновременно. Родителям в отличие от Чела достаточно присутствия Чарли в его мыслях, а не в реальности.

Фрисоло на Le Blonde для Чарли – туман-кошмар c грозовыми проблесками. Память сбита тяжелыми успокоительными, вкалываемыми в течение трех суток, причина – истерика, охватившая ее на топе. Поначалу Чарли просто рыдает и не узнает людей. Ее практически усыпляют, чтобы увести со скалы. На вторые сутки уже в барселонской гостинице, едва придя в себя, она кричит и бьется, требуя немедленного доступа в Сеть. Дозу успокоительного увеличивают до максимально возможной для подростка. В некоем анабиозе Чарли возвращают домой. Но приступы, с короткими в несколько часов перерывами, продолжаются остаток ноября и весь декабрь. Окончательно Чарли приходит в себя только в предпоследнюю пятницу года. Она находит себя в яме. На диване. Укутанной одеялами. Мама в желтой парке отца сидит в кресле напротив. Неспешно листает каталог финской косметики. Окошки ямы наглухо заметены снегом. Верхний свет выключен. Горит единственная лампа на журнальном столике…

Чел после прослушивания уходит в себя. Импровизированная вечеринка, с участием сестер и их вдохновенно задумчивых мужских половинок, не приводит Чела в чувства. Настроение его нельзя не заметить, но родители списывают это на стресс после выступления и позволяют сыну пойти отдохнуть. Сообщение из центрального поста о том, что Чел был замечен на выезде из поселка, застает их врасплох. Но родители быстро берут себя в руки и бросаются в погоню. Чел пойман еще на пути к трассе. Он не добегает до нее пару километров. Чел сопротивляется, и отцу с охранником стоит немалых трудов посадить его в машину.

Борьба продолжается и дома. Под руку Челу подворачивается кухонный нож, и только десантская сноровка начальника охраны избавляет его от первой (скорее своей, чем чужой) крови. Чела связывают полотенцами и относят в комнату. Охрану дома по просьбе отца усиливают. Все колюще-режущие предметы удаляются из открытого доступа. Чела несколько дней поят успокоительным и кормят светскими разговорами, среди которых в том числе и звонок самого «слушателя». На семейном совете принято решение о переезде Чела «туда» вместе с отцом уже в ближайшее время – до конца декабря. Чел выслушивает приговор молча, а затем битый час включает и выключает лампу террариума, сводя с ума немых, порхающих на свет красавиц.

XVII

Линер сразу улавливает источник смеха. Это те утренние, неизвестные ей серо-голубые птицы. Всеобщий хохот на минуту накрывает больницу и окрестности и прекращается так же неожиданно, как и начался. Придя в себя, мэр, будто из тисков, вырывается из дверного проема и быстро идет на свое место. Лесков едва успевает встать. Мэр падает в кресло, откидывается назад, с минуту отрешенно, в полной тишине размышляет. Замечает в дверях Белую и приглашает: