Чек за жизнь - [22]

— Андрюша, ну разве так можно? Неужели так сложно было взять телефон? До тебя никогда нельзя дозвониться. Мне сегодня ночью три раза скорую вызывали — не найдя слов для объяснения счастья, пожурила меня мама.

— Это в последний раз, мама. Отныне такое не повторится, — ответил я и поцеловал ей руку.

— Ты прости меня, Андрюша. Я вела себя как дура! — промолвила Оля. — Эта проклятая квартира. Я просто смотрела на тебя как на неудачника, когда ты проиграл суд. Но для меня ты отныне герой на века.

Я поцеловал ее.

— Черт с ней с этой квартирой, Оля! Не нужна она нам. Мы с тобой уезжаем жить в границу и начнем новую жизнь с нашим ребенком!

— Ты смотри на него! — сказал отец. — А сколько раз предлагали! Неужели решился?

— Пап… Мам… Оля… Вы простите меня за все! — начал я.

— Нет, это ты нас прости! — оборвали они меня втроем.

Мы все обнялись и отправились домой. Это были худшая ночь и лучшее утро в моей жизни.

Прошло много недель с тех пор. Мы с Олей уже собирались духом сменить город, страну. Оля часто спрашивала меня, не сожалею ли я, не передумал ли. Я твердо отвечал, что нет. За эти дни она успела заметить, что я стал какой-то другой.

— Ты изменился, — все время она мне твердила с улыбкой на лице.

— Главное, чтобы тебе это нравилось, — отвечал я.

Журналисты не оставляли меня в покое, но мне это совсем не льстило. Какой дешевой и невзрачной личностью надо быть, думал я, чтобы охотиться за славой. К стоящим людям слава приходит сама. Но некоторые мои «бывшие братья и сестры по несчастью» этим активно пользовались и частенько мелькали на обложках газет и на местном телевидение. Но чем больше дней утекало со дня этих страшных событий, тем больше эти люди уходили в забвенье. Город продолжал жить дальше и заполняться новыми событиями и новыми «героями дня».

Мне, как одному из единственных, кому была досконально известна вся правда, смешно было читать и слушать все эти бредни мелких людишек, которые там даже не находились. Конечно, главным героем провозгласили мэра, «который на свой страх и риск ринулся в здание спасать жителей своего любимого города, оказавшихся в заложниках террористической организации гражданина N, известного как Шакал. К удивлению своему, наш глубоко почтенный мэр Гаврил Михайлович узнал, что среди заложников находились его жена и дочь. Ему почти удалось найти общий язык с главарем и уговорить его отпустить заложников. Но главарь отказал ему в этом, предложив забрать жену и дочь. Гаврил Михайлович сообщил, что главарь отказался брать деньги и отпускать заложников. В связи с этим он приказал взять здание штурмом. В течение получаса заложники были эвакуированы, часть боевиков была ликвидирована. (Видимо, здесь шла речь о террористе, которого заложники убили в туалете.) Главарю удалось скрыться из здания по канализационным трубам. До сих пор причина захвата заложников не установлена. По словам заложников, вероятнее всего, причина кроется в недовольстве гражданина N (он же Шакал) правлением мэра города, так как на глазах у заложников мэр незаслуженно был оклеветан… Так же нет никаких данных о бомбе, заложенной в здании. Известно, что молодой человек, пожелавший остаться неизвестным, обнаружил таймер на рукоятке микрофона совершенно случайно… Благодаря доблестной и мужественной работе саперов, бомба, найденная в подвальном помещении здания, была ликвидирована. Во время захвата погибло тридцать восемь человек. Помним, скорбим».

Я не давал никаких показаний, да нас и не принуждают их давать, поскольку для полиции мы всего лишь жертвы. Меня не оставляют в покое только эти чертовы журналисты. За все это время, что я наблюдаю за ними, а они наблюдают за мной, я успел их возненавидеть. Журналисты! Никого я так не люблю теперь как журналистов. Я слишком много знаю о них, чтобы их любить. А за что любить журналистов и журналистику? За эти дни я слишком хорошо их разузнал. Они винят в случившемся кого угодно, но только не представителей власти. А ведь я был там, я знаю, что все, что они говорят и пишут — это ложь. Я готов предстать пред всем миром и рассказать правду, чтобы ее знали все, но не хочу. Да и как сказал один мой старый добрый знакомый: правда никому не нужна. Ни тем, кто и так ее знает, ни тем, кому не помешало бы ее узнать! Меня либо уберут, либо отправят в психиатрическую клинику, общественно объявив о моем умопомешательстве, в лучшем случае, я стану изгоем… Вот почему я разочарован в журналистах. Журналистика, на мой взгляд, — это такой вид легальной проституции. За деньги журналисты готовы ткнуть лжесвидетельствующую информацию самому Господу прямо в нос. Если проститутка торгует своим телом, эти люди совершают куда более грязное дело, торгуя своей честью и чувством достоинства, пуская пыль в глаза всему миру. Другое дело, конечно, независимые журналисты, которые ни на кого не работают, а усердно внедряют в массы свое личное мнение и идеи. Они озабочены не собственными карманами, а общественными проблемами, на которые и пытаются открыть людям глаза на происходящее. Они, конечно, очень отважны, ведь свобода слова — это большой риск. Вот почему я молчу. Да, может быть я и трус. Но не для того я выжил среди одних бандитов, чтобы так нелепо умереть от рук других.