Чего стоит Париж? - [94]

– Ну-у, в какой-то мере… – неуверенно начал я. – А в чем, собственно говоря, дело?

– Но ведь это же он спас меня в ту злополучную ночь в Лувре!

– Вот как? – Мои брови изогнулись дугами, точно мосты на детском рисунке. – Ваше преподобие, что же вы раньше молчали? – Я повернулся к бенедиктинцу.

– Но вы и не спрашивали, сын мой. А у нас, да будет вам известно, не принято бахвалиться своими деяниями, ибо не зря же сказано: «Пусть левая рука не знает, что делает правая». Сделанное от чистого сердца не нуждается в воздаянии, ибо само деяние и есть награда истинному христианину!

Я обреченно вздохнул. Похоже, меня ожидала очередная проповедь на тему пользы благотворительности и кроткой скромности дающего, да не оскудеет его рука во веки вечные.

– И все же, – прервал я поток красноречия брата Адриэна, грозивший перехлестнуть берега моего терпения, – поведайте, как было дело.

– О чем говорить? Мадам Маргарита преувеличивает мои заслуги, – пожал плечами монах. – В тот вечер один старый знакомый, служивший мессу в дворцовой часовне, пригласил меня к себе посоветоваться по поводу некоторых рукописей, имеющих касательство к истории Франции. И надо же было так случиться, именно в эту ночь парижанам вздумалось подмять злополучный мятеж. Вы не хуже меня, сир, знаете, что происходило дальше. В результате я, мой приятель, еще несколько клириков да десяток монашек-бегинок, укрылись в Дворцовой часовне и молили небо вразумить толпу, потерявшую страх Божий, заклиная даровать мир всем французам без изъятия. В час молитвы в церковь, ища защиты, вбежала ваша прекрасная супруга, и мы, конечно же, не могли отказать ей, ибо одна из основных задач истинного храма – давать приют и защиту всякому, кто алчет ее.

– Святой отец, я знаю об этом. Прошу вас, не отклоняйтесь от темы.

– Как вы, право, нетерпеливы! – покачал головой брат Адриэн. – Послушайте совет, сир. Научитесь ждать – это вам еще очень пригодится. Ибо умение ждать – одна из величайших доблестей и добродетелей государя. Однако мне почти нечего рассказывать. Я всего лишь упросил нескольких ваших пистольеров не открывать огонь, пока мы будем пересекать двор. Среди монашек, ухаживавших за королевским цветником, нашлась святая женщина, пожертвовавшая одеянием ради спасения королевы Наваррской. Вот, собственно говоря, и все. Мы перебежали двор, и с той поры я больше не видел вашу очаровательную супругу.

– Так и было, мой милый. Ведь я же не могла и предположить, что ты вернешься за мною, – ласково проворковала Марго. – Мой дорогой, ну что ты нахмурился – погода прекрасная, мы можем прелестно поохотиться до того, как направимся к Реймсу.

– Ваша жена права, сир, – подтвердил благочестивый клирик. – Тем более что по дороге нам надо что-то есть, а останавливаться на постоялых дворах, как вы знаете, небезопасно.

– Всего лишь уговорил не стрелять! – хмыкнул я. – Только-то!

– Они были истинными христианами, сын мой, – не медлил отозваться монах. – И добрыми католиками.

– Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, – пришпоривая коня, кинул я.

Что еще мне оставалось делать?! Рассуждать о превратностях судьбы и о тех запутанных дорожках, по которым ведет всех живущих случай, точно поводырь толпу слепцов?

К полудню у нас уже было что жарить, и линялый исландский сокол, горделиво восседавший на кожаной перчатке сокольничего, на законном основании задирал крючковатый клюв под сафьяновым колпачком, украшенным золотым султанчиком.

Найдя живописную полянку, мы спешились. Слуги развели костер, чтобы запечь обмазанную в глине дичь. И никого из них не заинтересовало, когда, посудачив о чем-то, благостный монах-бенедиктинец, церемонно поддерживая под локоток спутницу, повел роскошную блондинку Жозефину к ближайшим кустам; когда королева Наваррская, капризно потребовав Арейлину следовать за ней, так же скрылась из виду, – мало ли какие там могут быть женские дела! Мое исчезновение и вовсе никого не волновало. Молчаливый драбант, хмуро зыркавший исподлобья на лотарингцев, вообще остался сторожить лошадей, пасшихся неподалеку. До той поры, пока утка, запекаемая в угольях, не была готова, отсутствие беглецов не тревожило свиту. Когда же наконец выяснилось, что и они, и оставленные на мое попечение лошади исчезли – что было делать нашим сопровождающим?! Удовольствоваться оставленным им обедом.

Тем временем мы во всю прыть мчались к Реймсу, вернее, к лесу Ансени, где была назначена встреча с де Батцем, где я надеялся найти приведенные им войска. Оставалось лишь гадать, сколько бойцов все еще находилось в Мезьере после отступления из-под Манса и известий о бойне в Париже, сколько из них согласилось следовать за Мано, воодушевляемые весьма туманной перспективой вероятной награды в случае успеха.

«У кого нет сольдо – нет солдат», – гласила циничная, точно удар стилетом, поговорка итальянских кондотьеров. Сольдо благодаря стараниям Лиса у нас еще были, хотя не так много, как после налета «судебных приставов» на Аврез ла Форе. Но в любом случае имевшейся суммы едва ли могло хватить на месячное жалованье сотни всадников. Для задуманного дела их требовалось много больше, чем сотня. В лесу Ансени же вполне могло не оказаться ни одного. Или десять – двадцать, что не слишком облегчало решение предполагаемой задачи.