Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - [51]
Долг красен платежом. Зайдя в импровизированный спортзал, сооружённый омоновцами в одном из складов, пользуясь тем, что в утренние часы спортсменов нет, Катаев подошёл к старому, изодранному боксёрскому мешку, валяющемуся в углу и развязал затягивающие шнурки. Рука, прорвавшись сквозь требуху внутренностей нащупала тяжёлый свёрток. Вытащив его оттуда, Костя развернул грязную тряпку. Матово блеснувшее воронение магически притягивало взгляд. Катаев ещё раз, тщательно протёр поверхность оружия и запаковал его в специально прихваченный, непрозрачный полиэтиленовый пакет.
Хаос противоречий, царивший в голове из-за того, что придётся сделать, уткнулся в оправдательный тупичок:
«В конце концов жизнь двух солдатиков этого стоит…».
Стараясь более ни о чём не думать, он быстрым шагом вышел из спортзала и пошёл к воротам.
— Залпа! Привет! — панибратски, скрывая трясучку, почти вплотную подойдя, обратился он к женщине.
Та, повернувшись к нему, отступила назад и как в первый раз, не мигая, смотрела затравленной волчицей. Очевидно, она только что пришла на рынок, под прилавком стояли баулы, и товар ещё не был развешен.
— Тимура нет? — не церемонясь спросил Костя.
— Нэт, пока… — немного растерялась Залпа.
Катаев обошёл прилавок, зыркнул вправо-влево и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, вытащил свёрток из-за пазухи. Резким движением сунул его в баул, стоящий под прилавком.
— Привет ему передавай!
И не оглядываясь, быстро пошагал обратно. На душе повисла тряпка абстрактной унавоженной жижицы.
— Где тебя носит-то? — вопросом встретил вошедшего на кухню Костю, сидящий во главе стола, Рябинин. Тут же присутствовал практически весь личный состав.
— В Караганде! — грубо ответил Костя и прошёл к своему месту.
Все удивлённо посмотрели на обычно улыбчивого, Катаева.
— Отдал? — понял причину его раздражения Рябинин.
— Отдал, — отходя и жалея о срыве, ответил Костя, налив в кружку остатки гуманитарной минералки.
— Ладно… Короче, тоже послушай, — продолжил, видимо прерванный Костей разговор, Сергей, — сейчас рассаживаемся по машинам, берём Турпала и Саламбека, везём их к Сулейману. В доме у него оставляем и обратно…
— А он не шваркнет? — вставил Бескудников.
— Нет, — коротко ответил Рябинин. — Продолжим… Скорей всего «стрелку» забьют на завтра-послезавтра, сообщат место передачи. Возьмём ОМОН, нет, лучше «Визирей» и сгоняем… Всё просто.
Серёга окинул взглядом всех присутствующих рыцарей прямоугольного стола. Те, в свою очередь, понимали, что простота изложенного не всегда соответствует действительности.
— Я дежурю сегодня, — обозначился Кочур.
— И я… — поднял руку, сидящий на самом конце скамьи, Липатов.
— Если есть желание прокатиться в Гудер, я могу подменить, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Катаев.
— Костян, брось, гонево это, — положил руку ему на плечо Долгов, — ты, сейчас, что вечным дежурным решил заделаться?
Никто не улыбнулся.
Кочур, ближе всех сидящий к Косте, сказал:
— Давай поезжай, ты после Серёги второй человек в этой теме…
— Череповецкими будем доукомплектовываться? — прикинув количество свободных мест, спросил Рябинин, — а то нас пятеро всего… Капуста, кстати, неизвестно вернётся ли ещё с госпиталя?
— Может домой захочет, — поддакнул Гапасько.
— He-а, этот вернётся, — улыбнулся Бес, — чешежопица у него в постоянку…
— Ладно… К Луковцу надо идти, — продолжил планирование Рябинин, — одну машину ОМОНом забивать. Всё, собирайтесь по-тихому. Костян, сгоняй к Кутузычу, залепи его, мол, в город, на «стрелочку» надо…
— А если не залепится? — к Косте всё ещё не вернулась, после вчерашних смертей, присущая ему изящная наглость.
— Скажи, что по нашему УАЗику встреча…
— Ага, он на «хвоста» упадёт сразу, не знаешь что ли… — Костя почесал переломанный нос, — ладно, я ему про наркоту задвину, он один хрен героин от стирального порошка не отличит.
Костя встал и первым вышел из кухни. За ним по своим пунктам плана разошлись остальные.
К Мише Кутузову, в целом, Костя никаких отрицательных эмоций не испытывал. Пока ехали в поезде, как-то даже наладили отношения, но приезду, майор дистанцировался, но не насовсем, а вроде, как и нашим и вашим. Мог зайти в кубрик, по-свойски побазарить, засадить стакан, но в тоже время излишне преданно «тряс гривой» перед Жоганюком. Что, естественно, к доверию со стороны оперов не располагало. Вот и сейчас, когда Костя зашёл в их, с Лавриковым отдельную комнату, Миша чересчур приветливо и улыбчиво, хотя чего радоваться-то — у тебя опера «зажмурили», встретил Катаева:
— О, Константин! Заходи, дорогой. Чайку? Коньячку?
Костя сел на кособокую табуретку-самопал, посмотрел на заваленную каким-то радиобарахлом кровать Лаврикова и спросил:
— Спасибо, не пью с утра… А где Саня-то?
— В штабе кабеля прокладывает… Сегодня же, вроде, наших-то задержанных «нагоняют», вот он и решил пока камеры пустые «насекомых»[31] на «стационар»[32] влепить…
— А-а-а, понятно… — протянул Костя, отметив про себя «наших задержанных», — слышь, Анатольич, у меня тут в городе «человечек» есть, ещё с первой командировки. Мне б с ним словиться, он по наркоте тут ориентируется, да и про вчерашние события заодно спросить можно. Он у меня такой, информированный…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.