Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - [49]
— Я сейчас… Доктора… — и поменяв рожок автомата, пошёл дальше вдоль стены.
Добравшись до пролома в стене, осторожно, выставил ствол автомата. Заглянул внутрь. Никого.
С той стороны, куда направлялась опергруппа, уже пылил БТР. Гена, оставив обожжённого Зомби и контуженого Капустина около «буханки», пытался автомобильным огнетушителем сбить пламя с горящего УАЗика. Один из бойцов, Андрей Поздеев, оттащивший Валеру Попова, вколол ему промедол и пытался затянуть жгут на бедре. Второй, Серёга Исмагилов, встав с колен, пошёл БТРу навстречу, обозначая себя взмахом руки.
Антонио, вернувшись к Окуневу, увидел, что тот открыл глаза. Присев на корточки омоновец осмотрел истерзанную руку и достал из кармана шприц-тюбик:
— Что хоть произошло-то? Помнишь?
Юра, разлепил ссохшийся рот и, превозмогая боль во всём теле, ответил:
— Хер знает… Пацаны подрались вроде…
— Понятно… — Антонио воткнул иглу водиле в бицепс прямо сквозь ткань.
Заметив, что тот закрыл глаза, встревожился:
— Э-э-эй, не пропадай, Юрик… Держись, скоро доктор будет…
Несколько солдат, выпрыгнув из подъехавшего БТРа, помогали тушить горящий УАЗ. Еще по одному, с каждой стороны дороги, выставились, испуганно таращась автоматами, в охранение. Двое бежали с носилками к лежащим на дороге телам. Русинов бинтовал почерневшие от ожогов руки, еле сидящего на обочине, Зомби. От полученной контузии и дозы промедола того мутило, постоянно заваливая на бок. Антоненко, с помощью Поздеева, выволакивал слабосоображающего Окунева к БТРу.
Где-то далеко, по Жуковского, летели на помощь машины череповецкого ОМОНа и Фрунзенского ЦС. С четырнадцатого блока, труся вдоль дороги, пешим порядком направлялся десяток бойцов, с другой стороны, сопровождаемая ещё одним БТРом, подъезжала пожарная машина. Спасательная операция раскручивала маховик в предельно сжатые сроки.
Только лежащему в дорожной пыли, Ромке Крылову, как и, навсегда, оставшемуся в оперативной машине, Сашке Таричеву, это было безразлично.
Глава Х
— Вы меня на рынке выбросьте, — Катаев постучал по боковому стеклу, — посмотрю подошёл пассажир или нет…
По-быстрому насытившись жареным мясом, опера уже подъезжали к ПВД. На секунду остановившаяся машина, высадила Костю у палаток и, весело фыркнув, потарахтела к воротам Центра. Оперативник неторопливо прошёл вдоль рядов. Поравнявшись с Зал пой, он посмотрел ей в лицо и, также неспеша, пошагал дальше. Когда ряд закончился, он развернулся и увидел, что около её полотенец стоит Тимур и жизнерадостно лыбится в его сторону. Костя зашёл за лотки, возвращаясь к палатке с полотенцами.
— Можна паздыравить, — улыбаясь, Тимур протянул руку.
— Тебя тоже, — хмыкнул Костя, отвечая на рукопожатие.
Тимур нахмурился и тревожно взглянул на Катаева:
— В смысле?
Он явно нервничал, улыбка казалась вымученной, акцент опять округлился.
— Ну как бы всё срослось, мы должны…
— А-а-а… — улыбка стала шире, — у тебя с сабой?
— Конечно, нет… Заныкано там, — Костя кивнул в сторону комендатуры, — в надёжном месте.
— Я что-то тачки твоей не увидел, — продолжил он, — ты пешедралом или на метро?
— Нэт, с Бэкханом, на «дэвятке», — чуть раздвинув завесу полотенец, ткнул пальцем Тимур.
— Чего с рукой-то? — Костя обратил внимание, что кисть левой руки, которую до этого парень держал в кармане, забинтована.
— Да-а… Разборки на базарэ с акинцами, — беззаботно ухмыльнулся тот.
— Короче, давай я тебе завтра скажу где игрушка будет, — Костя решил не рисковать на личной передаче, — а ты заберёшь, когда посчитаешь нужным… И я не подставлюсь, и ты без претензий.
Тимур, на пару секунд улыбаясь, застыл, потом махнул рукой:
— Дагаварились! Я завтра к Залпе с абэда заеду, ты ей скажи…
— Доверяешь ей? — перебил его Костя.
— Там, кароч., — Тимур замялся, — давэряю, в общем… Проста скажи где… А я, там, найду, кароч…
— Договорились, — буркнул Катаев, слово офицера сдерживалось через усилие.
— Ещё-то темы какие есть? — отпускать «барабана» просто так не хотелось.
— Ну, завтра, кароч… Стрэлка с одним там, — что-то неопределённое изобразил забинтованной рукой, Тимур, — можэт что интэрэсное и праскочит…
Костя понял, что разговор закончен и продолжаться будет только после того как Тимур убедится в оперской честности. Слишком откровенно тот бил копытом на отход. Пока информации не будет.
— Я всё понял, — коротко бросил он и протянул руку для прощания, — послезавтра я тебя жду…
— Ну, там… Залпа, карочэ, скажэт тэбе всё… — пожимая руку ответил Тимур.
Костя вышел из-за лотка и, ссутулившись, пошёл к воротам. На душе лежал тяжёлый камень. Делать то, что пообещал, забетонированное офицерским словом, никак не хотелось. Автоматически отметил, юркнувшего на пассажирское сиденье светло-зелёной «девятки», Тимура. Машина, стоявшая около шашлычной с незаглушенным двигателем, сразу сорвалась с места. Понтовитые литые диски — «арбузы» прощально сверкнули на солнце.
Костя не успел дойти до КПП, как из ворот выехал их УАЗик. Чуть не вывалившись в открытую дверь, Рябинин заорал ему:
— Пацанов наших взорвали!!! Давай в машину!
Катаев, не понимая о чём идёт речь, понёсся к автомобилю. Перепрыгнув бетонные блоки ограждения, автомат больно ткнул в колено, он, рывком открыв дверцу, ввалился в кабину:
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.