Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - [198]

Шрифт
Интервал

— Рябину видел, — не отказавшийся от чая взводный, шумно отхлебнул, — он с фэйсом за ворота почесал… Я ему, мол, Серый куда? Он махнул, типа, приду скоро…

— В плен взяли, по ходу… — поболтал в руке игральные кости Долгов.

— Завербовали… — изобразил ужас Нины Гребешковой из «Бриллиантовой руки», Бескудников.

Еще минут десять поупражнялись на тему «Куда уходит Рябинин». От бытового «с фобосом по разам пошел» до политического «пригласили на работу в Кремль». Луковец, сообщив что «будет в расположении и всегда в вашем распоряжении», откланялся.

Костя заметно нервничал. Он соскакивал с кровати и заходил на кухню. Постояв там с минуту уходил обратно. Он помнил слова Сулеймана «лэйтенант плахой сав-сэм, ранэн…». Именно поэтому они и решили в таком цейтноте на проведение обмена. Только по этой причине «душка» раньше срока выволокли из камеры. И тупо подставились. А сейчас драгоценное время уходит на то, чтобы по-халдейски красиво, простите, спасая свою задницу, передать тему всегда правильным «смежникам».

Наконец в коридоре раздались тяжелые шаги Рябинина. То что это именно он, Катаев не сомневался. Слишком долго и нервно ждал, чтобы ошибиться.

— Собирайся, — объявил он вскочившему ему навстречу оперу.

— На выезд? — в суматохе дня Костя забыл, что является дежурным опером, — подрыв где-то?

— Нет, — Сергей остановился перед своей койкой, где была разложена амуниция, — ты снят с дежурства… Едешь со мной и фэйсами на обмен, в Курчалой…

Бескудников, услышав окончание фразы, выглянул из кухни:

— Все, едем? Нам собираться?

— Нет, — покачал головой Рябинин, — рулят фэйсы, едет их спецура и опера… Ну и мы с Костяном… По ходу чтобы за базар отвечать…

— Я вместо Катаева никуда не поеду, — Бескудников, будучи вторым дежурным оперативником, деланно изобразил испуг, — я истерику закачу…

Столпившиеся за спиной коллеги, наддав массой, вытеснили его в основное помещение кубрика. Долгов, вышедший первым номером, оперся о спинку кровати:

— Серега, объясни нормально в чем дело-то? Что мутка какая-то?

Рябинин сел на кровать и принялся шнуровать кроссовки:

— Нет, Саня никакой мутки… Я этих фэйсов деловых «на мужика» взял. Пока вы, говорю, яйца чешете обмен к херам собачьим сорвется… Давайте, говорю, мы сами все сделаем, малолетку увезем и бойца привезем, а вы в сводке отметитесь… Вы же, один хрен, за карьеру рубитесь…

— Нормальный ход… — Бес обернулся на парней, — я сразу хотел им это сказать, чтоб не борзели…

— В общем, они, конечно, покривились, но деваться некуда на сбор скомандовали, — Сергей перешел к броннику с разгрузкой, — меня для связи с Сулейманом, по ходу, захватить решили, а Костяна их главный распорядился… И чего он это в тебя такой влюбленный?..

— А он просто красивый парень, — гоготнул Бес, — нравиться эфэсбэшникам и московским телкам!

— Посмотрю я на тебя, шутник, когда вместо меня на выезд поедешь, — хмуро пошутил Катаев и тут же постучал по деревянному цевью автомата, — тьфу-тьфу-тьфу…

— Сергей, а Сулейман не свалил с блока-то, — как всегда пессимистически настроенный Липатов, скрипнул из своего угла, — времени-то сколько прошло… Уже первый час, а мы на двенадцать договаривались, еще и ехать сколько…

— На крайняк в Гудермес к нему сгоняем, — Рябинин встал и затянул разгрузку, — один хрен делюгу доделать надо… Костя, ты готов?

— Готов, — Катаев попрыгал, прислушиваясь.

— На святое дело идете, — без улыбки хлопнул Катаева по спине Бес, — удачи…

* * *

Блокпост на курчалинской дороге был типичен. Как и типичны были его обитатели — омоновцы из какого-то сибирского города. Когда к блоку, пыля и порыкивая, подлетела эфэсбэшная колонна, из-за стены мешков навстречу спокойно-уверенно вышел старший смены — небритый прапорщик с АКСУ наперевес.

Фэйсы, в отличие от вологодских оперов, надо отдать им должное, в амплуа освободителей пленных выглядели предпочтительней. В их колонне, помимо БРДМа и БТРа, двигалась пара бронированных УАЗов. На «броне» находился, прикомандированный ЦФО-шный СОБР, в УАЗы загрузились оперативники. Рябинин и Катаев восседали на заднем сиденье в одном из них, зажав подростка. Рядом со стокилограммовым водилой, на пассажирском месте расположился Олег Михайлович. Большую часть дороги молчали. Водитель хмуро давил на гашетку, фобос цепко окидывал глазами окрестности. Пару раз он что-то незначительное спрашивал то у Рябинина, то у Катаева. По прибытию на блок, Олег Михайлович, выскочив из автомобиля, отошел в сторону, предоставляя Рябинину свободу действий. Его опера, большей частью крепкие спортивные парни, смешались со спешившимися «собрами». Объект обмена остался под присмотром водителя.

— Здорово, земляк, — Рябинин протянул руку прапору, — уголовный розыск, Фрунзенский ЦС…

— Вологодские? — ответно подал ладонь тот.

— С Череповца… — в серегином ответе уместилось вечное непризнание Вологды Череповцом, — тут дедок такой, на белой «шохе» не отсвечивал?

— Чех?

— Ага… Может с сыном был… Здоровый такой…

— Оба были, — прапор обернулся в сторону змейки, где за укрытием присело двое бойцов, — Ваня! Подгреби сюда!

Подошедший боец поведал, что около одиннадцати утра к блоку со стороны Гудермеса приезжала белая «шестерка», судя по описанию, в ней и находился Сулейман с Али. Они поинтересовались не было ли оперативников из Вологды. Естественно, были посланы по известному адресу. Отъехав метров за пятьдесят, какое-то время стояли на обочине. Затем уехали в сторону Курчалоя.


Рекомендуем почитать
«Блицкриг» или «Блицкрах»

В этой книге, написанной в июле 1941 года, великий русский писатель Алексей Николаевич Толстой даёт описание звериной сущности идеологии фашизма. Приведены факты жестокого отношения гитлеровских захватчиков к населению порабощённых европейских государств.


На трассе — непогода

В книгу известного советского писателя И. Герасимова «На трассе — непогода» вошли две повести: «На трассе — непогода» и «Побег». В повести, давшей название сборнику, рассказывается о том, как нелетная погода собрала под одной крышей людей разных по возрасту, профессии и общественному положению, и в этих обстоятельствах раскрываются их судьбы и характеры. Повесть «Побег» посвящена годам Великой Отечественной войны.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


Афганистан: война глазами комбата

Книга написана офицером-комбатом, воевавшим в Афганистане. Ее сила и притягательность в абсолютной достоверности описываемых событий. Автор ничего не скрывает, не утаивает, не приукрашивает, не чернит. Правда, и только правда — суровая и беспощадная — лежит в основе командирских заметок о пережитых событиях. Книга рассчитана на массового читателя.


Биография вечного дня

Эта книга — одно из самых волнующих произведений известного болгарского прозаика — высвечивает события единственного, но поистине незабываемого дня в героическом прошлом братской Болгарии, 9 сентября 1944 г. Действие романа развивается динамично и напряженно. В центре внимания автора — судьбы людей, обретающих в борьбе свое достоинство и человеческое величие.


Удержать высоту

В документальной повести рассказывается о москвиче-артиллеристе П. В. Шутове, удостоенном звания Героя Советского Союза за подвиги в советско-финляндской войне. Это высокое звание он с честью пронес по дорогам Великой Отечественной войны, защищая Москву, громя врага у стен Ленинграда, освобождая Белоруссию. Для широкого круга читателей.