Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 - [67]

— Ты хозяев хочешь кокнуть?.. Зачем? — удивился Бу-хайлин и исподлобья посмотрел на Сучкова.

— Без сантиментов и «мандража», — скомандовал тот. — Дождемся вечера, когда закроется магазин… И будет все в ажуре…

— Нет, у меня рука не поднимется убивать… — покачал головой Босяк.

— Ух, афганский слизняк, червяк, медуза! Я кокну. Надо только поискать железный прут, газовые баллончики у нас есть. Обойдемся без стволов, — грозно отрезал Сучков.

И затопал. Босяк нехотя поплелся за ним.

Во дворе мерцали бледные канделябры цветов на каштанах, свесила пахучие белые, фиолетовые гроздья сирень, алела дикая роза… Из окна нужной квартиры выглядывали старики, шамкали беззубыми ртами: «Хороший денек! Хорош!.. Так и вся житуха пробежала, как один шаг…»

— Удача прет на встречу, — ответил в сторону Бухайлина долговязый. — Старикам за восемьдесят, не меньше, немощные… Обтяпаем дельце…

Адольф услышал голос старухи:

— Кажется, конец скоро нам, дед…

— Не морочь зря голову, протянем годик-другой…

… Чтобы скоротать время, дружки прошмыгнули в открытый пивбар. Рой мужиков с зажатыми в руках кружками и обрюзгшими лицами пронзительно шумели. В конце зала хлопнуло — кто-то нетвердой рукой открыл водку и часть ее бултыхнул в пивную кружку. Под столиком цементный пол был усеян расплющенными крышечками от бутылок, будто кто-то разделал на столе увесистого, как в клеенчатом плаще, леща и разбрызгал крупную серебристую чешую.

С востока потянусь прохлада. Глянули на золотую каемку заката, всмотрелись в ночную темень.

— Пора. — Адольф сверил своекорыстные планы по большим швейцарским часам.

— Может, коньячку для храбрости? — подсказал неуверенно Бухайлин.

— Разве, что рюмочку, не больше, — резко отрезал в ответ Адольф. Целительные свойства армянского коньяка придали им видимую целеустремленность и активность.

Погромыхивали трамваи, навевая впечатление заспан-ности города. Деревянный дом на высоком фундаменте, с крытой красной черепицей крышей, полуколоннами и узорчатыми карнизами спрятался в тихом переулке. Особняк не издавал никаких звуков, в окнах не было света. Магазин был закрыт. Но комната, где проживали старики, освещалась яркими вспышками экрана включенного телевизора. В щель ставни было видно, что какая-то женщина заснула в кресле. Старик разок вышел на улицу, собрал окурки…

Адольф в некотором замешательстве встрепенулся:

— Дай я залезу на дерево и уточню, сколько их там?..

Он засучил рукава, извлек из сумки прибор ночного видения и ловко вскарабкался на белокипенную акацию. В подзорную трубу он долго всматривался в окно.

— Ну, что усек? — спросил Босяк.

— Две бабы, два мужика… Многовато, — многозначительно обеспокоился Адольф. — Я на себя беру грех, уна-секомим… А сейчас — с богом!

Он покрестился. Им уже стало невмоготу стоять под окнами палисадника. В полутемном коридоре, застланном старенькой дорожкой, пахло вымоченным бельем и мочой. Они бесшумно, на цыпочках, высоко поднимая ноги, подкрались к квартире и постучались в дверь. У Адольфа в руках была голубая сумка, в которую он сверху положил кусок трубы. Босяк держал черную сумку и бутылку водки.

Открыл дед. Худой как щепка, скулы впали, рубаха рваная. Босяк притворился пьяным и, раскачиваясь из стороны в сторону, немного присел.

— Не обижайся, отец. Товарища тошнит. Угости водичкой, — срывающимся голосом заговорил Адольф.

Благосклонность деда взломала ледок недоверия между незнакомыми людьми. Он сразу клюнул на водку и пригласил непрошеных гостей в прихожую. Пока старик засеменил на веранду за водой, Адольф резко ворвался в комнату. Оттуда доносились глухие удары.

— Амбец старухе, — подумал про себя Босяк. — Сработано четко, никаких тебе криков, никаких стонов…

Дед кинулся было на помощь, вцепился в другой конец трубы. Адольф протянул ее к себе — старик поскользнулся и растянулся на полу. Его связали, как обычно было у них, бельевой веревкой и заткнули рот махровым полотенцем. Но Адольф все же замахнулся металлической заточкой посильней, задел лампочку, разбил зеркало и… промазал. Еще больше он взъярился, словно бес в него вселился, да так его шандарахнул, что тот без звука умолк навеки. Кровяные лужи медленно растекались по деревянному полу.

— Пойду на улицу — не засекли ли нас, — прошипел сквозь зубы Бухайлин. Он затравленно оглядываясь постоял у дома, поостыл и снова вернулся в хату — интересно, что поделывал «ирод». Прислушался. Отворил дверь боковушки, просунул голову.

— Ты здесь? Ни звука.

«Ирод» грузно сидел на стуле, В свете работающего телевизора Босяк заметил, что на полу возле кресла без движения лежала пожилая женщина, остролицая, серая, как исхлестанный осенними дождями день. У нее было задрано платье. За книжным шкафом бездыханно, скорченный в кровавый комок, громоздился труп лысого, бородатого мужчины… На кушетке, обнаженная до половины, с расквашенной окровавленной головой тряслась в последних конвульсиях еще одна женщина — женщина лет сорока пяти от рода, щупленькая, с короткими ногами и выпуклым животом, небось беременная…

— Ты что, четверых прикончил? — задрожал от гнева Бухайлин.

— Свидетелей нет, — обречено отрубил Адольф. — Кроме тебя, сучара… Понял?.