Вот как, оказывается, сходят с ума. С другой стороны, если ты понимаешь, что твоя крыша едет, значит, она все еще на месте? Обязательно ли сразу сдаваться психиатру? Не то чтобы Сергей всерьез боялся, что его запрут в дурдоме — все-таки он по-прежнему ощущал себя абсолютно нормальным. Однако если придется лечиться, неизвестно, как это скажется на способности рисовать. Некстати вспомнились двое коллег, которым пришлось выбирать между живописью и приемом антидепрессантов. Нет, психиатра стоит оставить на крайний случай. Что может вызвать осознанные галлюцинации? Одна из его одноклассниц, Аленка, стала невропатологом, и, говорят, отличным. Может, стоит сначала позвонить ей?
Сергей выбрался из душа и взглянул на часы. Время позднее, звонок придется отложить. Он налил себе чаю, закурил, глядя в залитое дождем окно. Он вдруг сообразил, что сражение, которое привиделось ему, было для Че Гевары последним — именно в том ущелье его взяли в плен. Так что же, подсознание выдало ему альтернативную версию событий? И этот странный мужик, Макс Морено. Фамилия казалась Сергею знакомой, но он никак не мог вспомнить, где ее слышал. Какое-то время он хмуро вглядывался в ореолы холодного, полного дождевых капель света вокруг фонарей и рылся в памяти, но, в конце концов, плюнул и лег спать.
В эту ночь ему ничего не снилось.
Вот было бы здорово, думала Юлька, если бы она и правда могла морочить головы с помощью волшебного кулона. Она тихо посмеивалась, пока доделывала партию талисманов и разбирала постель. Образ Сергея, ползущего по джунглям с винтовкой в руках и в берете со звездой, страшно веселил ее. В зубах у него была сигара. Она представляла себе пылающее революционным жаром лицо и закусывала губу, чтобы не рассмеяться вслух. Можно было бы заставить художника прожить все его картины. Можно было бы — Юлька согнулась и застонала от сдерживаемого смеха — заставить Любимую Заказчицу видеть, что она и вправду творит чудеса. А возлюбленного когда-то байкера, любителя вести задушевные беседы со своим мотоциклом — услышать, как машина отвечает ему и бодро бьет копытом, вернее, колесом. В ванной Юлька уже не могла сдержаться, хохотала в голос и плевалась зубной пастой, пока чистила зубы.
Если бы она узнала о событиях, произошедших с Сергеем, то, наверное, испугалась бы. Но Юлька ничего не знала и все еще посмеивалась, засыпая. Снились ей кролики, пауки и лисы, а еще, конечно, броненосцы.
Ятаки, октябрь, 2010 год
Зеленоглазый дух лианы вел Ильича сквозь мир мертвых, и он чувствовал, как вздыхают, сдвигаются пласты реальности. Как будто долгие годы мир балансировал в неустойчивом равновесии, словно почва в горах после затяжных ливней. И вот кто-то бросил камешек — и тысячи тонн щебня и земли, пропитанной водой, начали движение, постепенно набирая скорость и мощь, чтобы превратиться вскоре в стремительные селевые потоки, сносящие все на своем пути. Всего лишь маленький камешек, подвернувшийся под колесо на сколькой обледенелой дороге.
И где-то в глубине, куда не было ходу даже самому сильному шаману, в трясине ужаса, жадности, страсти и поклонения чужим богам, тяжело ворочался готовый проснуться зверь Чиморте.
Ильич очнулся в темноте хижины, потный и дрожащий от слабости. Он потянулся, ища воду, и кто-то вложил кружку в его руку.
— Ты приехал, чтобы убить его, — сказала Таня.
Ильич гулко глотнул. Вода была теплая и пахла железом.
— Это был бы не самый плохой вариант, — сказал он. — Но уже поздно.
— Я знаю, — в голосе Тани звучало злобное удовлетворение. — Ты не сможешь помешать мне. И не можешь убрать его.
— Уже поздно, — повторил Ильич. — Ты не понимаешь… — Таня презрительно фыркнула, и Ильич вздохнул. — Мне позволят пожить в монастыре? Нет? Тогда я останусь в Ятаки.
— Мне пора, — сказала Таня и бесшумно встала. Ее силуэт замаячил на фоне сереющего дверного проема. — Надо уйти до рассвета, не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел.
— Особенно он, да?
— Особенно он.
— Зачем ты вообще приходила? — спросил Ильич.
— Чтоб спасти бедного учителя от злобного шамана, конечно, — с деланным удивлением ответила Таня. Тихо зашуршало покрывало, закрывающее вход, и Ильич остался один.
Майами, октябрь, 2010 год
— Дважды выпили кофе? И это все? Ты же Орнитолог, — желчно напомнил Родригес. — Специалист по цыпочкам.
— Это не цыпочка, это курица какая-то безмозглая! Ладно, на то, что она совершенно не в моем вкусе, плевать, кому интересны мои вкусы. Ладно, в первый раз она просто опоздала, а потом перевернула на меня пепельницу. Но во второй — она решила изобразить мне крики ящерицы токи. Вы знаете, как кричит токи?
— «Токи», — буркнул Родригес.
— Да. Только после этого он издает еще всякие звуки, — Орнитолог вздохнул. — Я ее даже в хороший ресторан сводить не могу — выведут. Впрочем, и не пустят, наверное… А это бы могло сработать, пожрать она любит.
— Я не понял, — процедил Родригес. — Ты что, вышел на связь, чтобы пожаловаться?
— К тому же у нее несчастная любовь, это осложняет, — продолжал изливаться Орнитолог, почти не слыша начальства. — И, судя по тому, как мечется бывший дружок, наша милая девочка пустила в ход броненосца. Она со мной дружит. Так что я все подробности уже наизусть знаю, включая цвет его глаз. Скоро она поведает мне размер… — Орнитолог плюнул.
