Чайная церемония в Японии - [12]
Следует, прежде всего, помнить, что даосизм, как и его закономерный правопреемник дзен-буддизм, представляет собой индивидуалистическую тенденцию в южнокитайском умонастроении в противовес коммунизму Северного Китая, выразившемуся в конфуцианстве. Срединное царство по территории не уступает Европе и отличается специфическими особенностями населения, разделенного системами двух великих рек, пересекающих Китай. Бассейн Янцзы-цзян и Хуанхэ можно представить себе как Средиземноморье и Балтику. Даже сегодня вразрез с предпринимавшимися на протяжении столетий попытками усреднения южные китайцы по своему складу мышления и верованиям отличаются от своих северных братьев точно так же, как латинская раса отличается от тевтонов. В древности, когда общение представлялось куда более сложной задачей, чем в настоящее время, и особенно в период феодализма, такое различие выглядело наиболее выпуклым. Искусство и поэзия одного дышит воздухом, радикально отличающимся от воздуха искусства и поэзии другого. У Лао-цзы, его последователей и у пионера поэтов-почвенников Янцзы-цзян Кунцугена [Цзи-юаня] мы находим идеализм, совершенно несопоставимый с прозаическими нравственными представлениями современных им северных писателей. Лао-цзы жил за пятьсот лет до наступления христианской эпохи.
Сам зародыш даосского суждения можно обнаружить задолго до пришествия Лао-цзы, после смерти названного Длинноухим. В древних трактатах Китая, особенно в Книге перемен, содержатся предзнаменования его умозаключений. Однако глубокое уважение, придававшееся законам и традициям классического периода, достигшего вершины расцвета с учреждением в XVI веке до н. э. династии Чжоу, на протяжении долгого времени служило тормозом развития индивидуализма. Поэтому только после свержения династии Чжоу и образования бесчисленного множества самостоятельных царств возникли условия для возрождения роскоши свободомыслия. Лао-цзы и Соси (Чжуан-цзы) считаются южанами и великими выразителями мыслей новой философской школы. Однако Конфуций со своими многочисленными учениками стремился к сохранению традиций предков. Даосизм нельзя понять без знания конфуцианства и наоборот[18].
Мы уже договорились о том, что даосские абсолютные понятия считаются относительными. В области этики даосы ругали законы и моральные кодексы общества, ведь для них понятия добра и зла были понятиями относительными. Четкостью определения всегда назначаются пределы, так как понятия «установленный» или «неизменный», по их мнению, означали прекращение роста. Кунцуген (Цзи-юань) сказал: «Мудрецы толкают мир». Наши нормы нравственности возникли из потребностей общества в прошлом, но разве общество навсегда останется неизменным? Соблюдение общинных обычаев предполагает постоянное пожертвование отдельным человеком чего-то государству. Перед системой просвещения стоит задача сохранения великих заблуждений, поэтому ею поощряется некоторое взвешенное невежество населения. Народ учат отнюдь не истинным добродетелям, а правильному поведению. Наша злоба исходит от нашей устрашающей застенчивости. Мы не прощаем других, потому что осознаем собственную неправоту. Мы лелеем высокую мораль, потому что боимся прилюдно говорить правду; мы ищем покоя в гордыне, так как опасаемся признавать истину перед самими собой. Как можно серьезно относиться к окружающему миру, когда этот мир сам по себе такой ничтожный! Повсюду царит закон: ты – мне, я – тебе. Какие уж тут честь и целомудрие! Взгляните на самодовольных торгашей добром и истиной. Кто-то даже покупает так называемую святую веру, которая на самом деле представляет собой всего лишь общепринятую мораль, освященную цветами и музыкой. Лишите церковь ее внешней мишуры – и что от нее останется? При всем при этом буйным цветом распускаются всевозможные верования, так цена вопроса выглядит мизерной до нелепости: билет на небеса оценивается в одну молитву, достойному гражданину достаточно приобрести соответствующий диплом. Присвойте себе меру веса, и, если вашу истинную полезность узнают в мире, вас в скором времени продадут с аукциона тому, кто предложит денег больше, чем другие. Почему люди обоего пола так любят рекламировать сами себя? Неужели исключительно в силу привычки, приобретенной во времена рабства?
Зрелость идеи заключается не столько в силе, способной пронзить современность, сколько в энергии определения последующих движений. Даосизм служил движущей силой в период правления династии Цин, когда произошло китайское объединение и возникло государство под названием Китай. Было бы забавно при наличии у нас времени определить его влияние на современных мыслителей, математиков, составителей законов жизни и войны, мистиков и алхимиков, а также поздних поэтов-почвенников, воспевавших красоты Янцзы-цзян. Нам не следует пренебрегать этими мыслителями, обсуждавшими нашу реальность, которые высказывали сомнения, можно ли считать белую лошадь настоящей только потому, что она белая, или потому, что она из плоти, а также самими мастерами поговорить о шести династиях, которые, как философы дзенов, упивались рассуждениями о чистом и абстрактном. Но прежде всего нам следует воздать должное даосам за все то, что они сделали для формирования гражданина Небесного характера, отличающегося известным терпением и утонченностью, «теплой, как яшма». В китайской истории полно примеров того, как приверженцы даосизма, будь то выдающиеся деятели или подвижники, следовали своему учению с разным, но всегда поучительным успехом. В нашем повествовании тоже не обойтись без своей доли нравоучений и увеселений. Его к тому же обогатят казусы, аллегории и афоризмы. Не помешало бы поближе познакомиться с дивным императором, никогда не жившим в этом мире, потому что он в нем и не жил на самом деле. Мы можем полететь по ветру с Ле-цзы
Зародившись в Китае, традиция чаепития обрела популярность в Европе и на других континентах. В первой части этой книги приводится перевод «Книги о чае», написанной в начале XX века и повествующей о философии тиизма, связанной с религиозными традициями Китая, о культуре чайной церемонии, зародившейся в Японии, чайных школах и мастерах. Во второй части рассказывается о видах чая, рецептах его приготовления в разных странах и о национальных традициях чаепития.
Постмодернизм отождествляют с современностью и пытаются с ним расстаться, благословляют его и проклинают. Но без постмодерна как состояния культуры невозможно представить себе ни одно явление современности. Александр Викторович Марков предлагает рассматривать постмодерн как школу критического мышления и одновременно как необходимый этап взаимодействия университетской учености и массовой культуры. В курсе лекций постмодернизм не сводится ни к идеологиям, ни к литературному стилю, но изучается как эпоха со своими открытиями и возможностями.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Мемуары русского художника, мастера городского пейзажа, участника творческого объединения «Мир искусства», художественного критика.
В книге рассказывается об интересных особенностях монументального декора на фасадах жилых и общественных зданий в Петербурге, Хельсинки и Риге. Автор привлекает широкий культурологический материал, позволяющий глубже окунуться в эпоху модерна. Издание предназначено как для специалистов-искусствоведов, так и для широкого круга читателей.
Средневековье — эпоха контрастов, противоречий и больших перемен. Но что думали и как чувствовали люди, жившие в те времена? Чем были для них любовь, нежность, сексуальность? Неужели наше отношение к интимной стороне жизни так уж отличается от средневекового? Книга «Любовь и секс в Средние века» дает нам возможность отправиться в путешествие по этому историческому периоду, полному поразительных крайностей. Картина, нарисованная немецким историком Александром Бальхаусом, позволяет взглянуть на личную жизнь европейцев 500-1500 гг.
В каждой эпохе среди правителей и простых людей всегда попадались провокаторы и подлецы – те, кто нарушал правила и показывал людям дурной пример. И, по мнению автора, именно их поведение дает ключ к пониманию того, как функционирует наше общество. Эта книга – блестящее и увлекательное исследование мира эпохи Тюдоров и Стюартов, в котором вы найдете ответы на самые неожиданные вопросы: Как подобрать идеальное оскорбление, чтобы создать проблемы себе и окружающим? Почему цитирование Шекспира может оказаться не только неуместным, но и совершенно неприемлемым? Как оттолкнуть от себя человека, просто показав ему изнанку своей шляпы? Какие способы издевательств над проповедником, солдатом или просто соседом окажутся самыми лучшими? Окунитесь в дерзкий мир Елизаветинской Англии!