Чайная церемония в Японии - [10]
В остальных разделах «Трактата о чае» речь идет о пошлости обычных способов чаепития; дается историческая справка о знаменитых ценителях чайного напитка; повествуется об известных всем чайных плантациях Китая, возможных вариантах сервировки к чаепитию и приводятся иллюстрации с чайными предметами. Последний раздел считается, к сожалению, утраченным.
Появление «Ча цзин» должно было в свое время произвести большую сенсацию. Лу Юй дружил с императором Дайцзуном (период правления 763–779), и его известность привлекала к нему многочисленных последователей. Говорят, по некоторым изыскам можно было отличить чайный напиток, приготовленный Лу Юем, от чая других его учеников. Один из мандаринов вошел в историю тем, что не смог оценить чайный напиток, приготовленный великим мастером.
Во времена правления династии Сун в моду вошел взбитый чай, и, соответственно, наступила очередь второй школы чайной церемонии. Чайные листья измельчали в тонкий порошок с помощью миниатюрной каменной мельницы, и этот порошок взбивали в кипятке изысканно изготовленным бамбуковым венчиком. Внедренный новый способ потребовал некоторой замены чайной утвари времен Лу Юя, а также другого сорта чайных листов. О добавлении соли в чайный напиток забыли навсегда. Восторг народа Китая эпохи Сун по поводу чая казался беспредельным. Любители чувственных наслаждений соревновались друг с другом в поиске новых ощущений, и результаты этих поисков оценивали в ходе проводившихся регулярно турниров. Император Хуэй-цзун (годы правления 1101–1124), увлекшийся искусством до такой степени, что пренебрегал государственными делами, промотал свою казну на приобретение редких сортов чайного куста. Он лично составил научный трактат по 20 видам чая, среди которых особенно хвалил «белый чай» как самый редкий и высококачественный вид.
Идеальный чай при династии Сун отличался от чая эпохи Тан просто потому, что отличались взгляды китайцев на жизнь. При Сунах народ пытался претворить в дело то, что их предшественники почитали как символы. В представлении новоявленных конфуцианцев закон упорядоченного мира не получил отражения в явленном мире. Зато явленный мир сам по себе виделся законом упорядоченного мира. Вечность представлялась не чем иным, как мигом существования, а нирвана всегда достигалась практически без труда. Через все их образы мысли красной нитью проходит даосское предположение о том, что в основе вечных перемен лежит бессмертие души. Интерес представляет сам процесс, а не чье-то деяние. По-настоящему насущным представляется доведение дела до конца, а не само завершение дела. Тем самым человек остается наедине с природой. Новое значение жизни вырастает в искусство жизни. Чаепитие перестает считаться поэтическим времяпрепровождением и превращается в один из способов самопознания. Ванн Юаньцзи восхвалял чай как напиток, «наполняющий душу как прямой призыв к чему-то, и его тонкая горечь напоминает о радости доброго совета». Сотумпа [Су Дунпо] написал о степени безупречной чистоты в чае, которая не поддается порче точно так же, как по-настоящему добродетельный человек. Тонкий ритуал чаепития разработали буддисты южного течения под названием дзен, во многом позаимствовавшие программные установки даосов. Их монахи собирались перед изваянием Бодхидхармы[15] и пили чай из общего чана, тщательно соблюдая ритуал священнодействия. Именно из этого ритуала дзен-буддистов в XV веке возникла японская чайная церемония.
К несчастью, в XIII веке на территорию Китая внезапно вторглись монгольские племена, которые принесли китайцам разрушения и порабощение пришлыми императорами династии Юань, а также уничтожили все плоды сунской культуры. Представителям китайской династии Мин, в середине XV века попытавшимся возродить национальную традицию, помешали внутренние неурядицы, и в XVII столетии Китай снова оказался под пятой пришедших извне правителей – маньчжуров. Наступило время новых манер и привычек, так что от наследия прошлого не осталось и следа. Порошковый чай предали полному забвению. Нам достались заметки писателя эпохи Мин, растерявшегося при упоминании в сунской классике формы чайного венчика. Чайный лист теперь настаивали в кипятке, налитом в чайник или чашку. В западном мире ничего не знают о старинных правилах чаепития потому, что в Европе познакомились с чаем только на закате династии Мин.
Нынешним китайцам чай видится напитком изысканным, но далеко не идеальным. За долгие годы невзгод в этой стране он лишился своего предназначения как источника радости бытия. Чай стал модным, можно сказать, еще старинным, но лишенным своего чарующего начала напитком. Он больше не внушает возвышенную веру, питавшую вечную юность и свежесть поэтов и мыслителей. Он стал простой настойкой из трав, под которую человек примиряется с традициями мироздания. Он – плод игры природы, и больше не зовет покорять ее или молиться на нее. Листовой чай подчас радует своим цветочным ароматом, однако романтики церемониала эпохи Тан и Сун в его чашке больше не отыщешь.
Зародившись в Китае, традиция чаепития обрела популярность в Европе и на других континентах. В первой части этой книги приводится перевод «Книги о чае», написанной в начале XX века и повествующей о философии тиизма, связанной с религиозными традициями Китая, о культуре чайной церемонии, зародившейся в Японии, чайных школах и мастерах. Во второй части рассказывается о видах чая, рецептах его приготовления в разных странах и о национальных традициях чаепития.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.