Чайковский в Петербурге - [75]
Великого человека не стало.
Кончилась жизнь — началось бессмертие.
Юрия Давыдова, которому до сих пор не давали отпуска из училища, на этот раз отпустили, взяв с него слово не входить в квартиру, так как до училища дошли уже слухи о холере. Сломя голову он прибежал на Малую Морскую, взбежал на пятый этаж. Вышел его брат Владимир. Юноши сели на ступеньки полутемной лестницы и долго говорили. Выходил два раза Модест Ильич. Говорили о необычайном терпении Петра Ильича, о его желании поправиться, жить…
Несмотря на то что объявление о смерти П. И. Чайковского появилось в газетах только 26 октября, эта скорбная весть облетела город с удивительной быстротой. С утра как‑то сами по себе, одна за другой в квартире на Малой Морской стали возникать панихиды — тысячи петербургских жителей хотели почтить память великого композитора.
В 11 часов такая панихида была совершена по инициативе Училища правоведения. В 12 —пел хор Русской оперы, — собрались актеры, музыканты, члены дирекции, режиссеры, дирижеры во главе с Направником, профессора и преподаватели консерватории — Римский–Корсаков, Глазунов и другие.
В час дня панихиду пели хоры Архангельского и Шереметьева. В 6 часов вечера — тоже.
Народу на всех панихидах было очень много. Небольшая квартира не могла вместить всех. Стояли на лестнице и у подъезда… Целый день в квартиру шел народ.
Тело П. И. Чайковского лежало в небольшой комнате на оттоманке, на которой он умер.
Вечером скульптор Б. А. Целинский снял с Чайковского маску.
В этот же день в фойе Мариинского театра был выставлен портрет композитора, увитый черными лентами н убранный цветами.
26 октября на первых страницах петербургских газет появилось краткое объявление в траурной рамке:
«ПЕТР ИЛЬИЧ
ЧАЙКОВСКИЙ
скончался 25–го сего октября в 3 часа утра…»
И в траурной же рамке — некрологи.
«…B России не только слава, но даже простая известность приобретаются с большим трудом, — говорилось в одном из них, — а иногда и после целого ряда лишений и, в особенности, душевных страданий… народ… как будто не дорожит своими талантами, как будто колеблется в избрании своего кумира, но, избрав достойнейшего, уже остается верен ему в своей любви и признательности».
И в другой статье: «Имя П. И. Чайковского гремит на всем земном шаре. Европа и Америка понесли ту же утрату, что и Россия».
26 октября уже с утра подъезд и лестница были забиты желающими проститься с любимым композитором.
Похороны П. И. Чайковского.
Двери в комнату, где лежал покойный, были отворены во втором часу. Это — угловая зала в пять окон. Мебель из нее вынесена. Спущены белые занавески на окнах. Тело Чайковского — на невысоком, драпированном белым атласом катафалке. Вокруг масса тропических растений. Покойный одет в черный костюм. Совсем открытое его лицо не отражало уже страданий от мучительной болезни. Оно было пергаментной желтизны, но спокойное и бесстрастное. На вечерней панихиде людей собралось так много, что не только квартира, но и вся лестница сверху донизу была буквально переполнена.
По лестнице беспрерывно двигались два встречных потока людей. Толпа в течение всего дня не убывала, но в зале было очень тихо.
К вечеру распорядились запереть входную парадную дверь, около нее поставлены были два дворника. Человек около ста, оказавшихся на лестнице, энергично стали подниматься вверх. Но наверху, у дверей квартиры на пятом этаже, им объявили, что из‑за позднего времени впуск публики прекращен.
После вечерней панихиды, в десятом часу, когда посторонняя публика оставила квартиру, гроб был покрыт крышкой и запаян.
27 октября в квартиру снова с утра образовалась живая очередь.
Гроб скрылся под массой венков, стены комнаты до потолка были увешаны ими, они лежали на окнах.
Они стекались не только со всех сторон, из всех городов необъятной России. Были здесь также венки из Италии, из Парижа, от Колонна, от Гитри, из Гамбургского оперного театра, от Чешского королевского театра, и маленький венок, принесенный каким‑то гимназистом, и самодельный венок, сделанный неизвестной, бедно одетой женщиной…
Всего их было более трехсот.
В углу комнаты горели две лампы, а вокруг гроба тускло теплились толстые восковые свечи.
Соседние с залом комнаты были также полны людьми.
Повернутое к стене зеркало, пианино с закрытой клавиатурой, кушетка, на которой умер Чайковский, стояли на том же месте…
В те дни во всех больших городах России служились панихиды, привлекавшие много людей.
В газете «Новое время» с утра появилось объявление о том, что «на Дирекцию Императорских театров возложено распоряжение похоронами Петра Ильича Чайковского». Дальше объявлялся распорядок церемонии, путь похоронной процессии. Сообщалось о месте получения билетов для входа в Казанский собор и на кладбище.
Огромная очередь жаждущих получить эти билеты осаждала помещение дирекции. Казанский собор мог вместить 6000 человек, заявлений же от делегаций и отдельных лиц, желавших принять участие в похоронах, оказалось более 60 тысяч. В конце концов билетов было выдано 8000.
Распоряжаться похоронами должен был В. П. Погожее.
«Быстро осведомленные о том, что на похороны отпущены деньги «из казны», — писал Погожев, — похоронные предприниматели накинулись на меня целой стаей… Запрашивали цены неимоверные, накидывали их за каждую лишнюю карету, за «хвой», т. е. за елку, раскидываемую впереди похоронного шествия, за дополнительную повозку с венками, следовавшую за гробом, и т. д….В другой области много разговоров пришлось также вести относительно разных учреждений. Тут были все труппы театров и петербургских и московских, оба столичные отделения Русского муз. общества с консерваториями, Училище правоведения… университет и другие высшие учебные заведения, различные музыкальные общества, кружки и школы, а также депутации городские и общественные».
