Часы с боем - [11]

— Деловой?

— Непременно.

— И при случае чтобы не зевал?

— Это в смысле выгоды, что ли? — вдруг хитро и испытующе глянув на Ивана Капитоновича, отозвалась старушка.

— Ну ясно!

Директор сел рядком со старушкой и доверительно стал говорить:

— Я чувствовал, что вы меня поймете. У Тани, у той есть кое-какие заблуждения. Это от молодости, от неопытности. Она святая простота. Жизни не знает. А жизнь сложна! Ох, сложна! Недаром говорили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных.

Анфиса Лукинична промолчала. Тогда Иван Капитонович повернул разговор на прежнюю стежку:

— Докладываю дальше: жилищный вопрос решен, можно сказать, в положительном смысле. Месяца через два приглашаем на новоселье.

— Квартиру дали новую?

Иван Капитонович покачал головой.

— Комнату?

— Тоже нет. Брат у меня, Федор, работает по жилищной части. Дело имеет с материалами. Решил построить домик. Свое имя он категорически не хочет упоминать. Сами понимаете, пойдут разговоры разные, сплетни, пересуды. А он кристальной души человек. Одним словом, оформил на меня. А мы между собой по-родственному договорились, что половина моя.

Анфиса Лукинична, прищурившись, смотрела на Ивана Капитоновича. А тот все улыбался. Он подмигнул старушке и произнес почти с нежностью:

— Ну как, подходящий родственничек?

— Для кого подходящий? — как-то удивительно спокойно спросила Анфиса Лукинична.

— Как для кого? Для вас, для ваших родственников…

— А вы моих родственников, поди, и не знаете.

— Расскажите, не таитесь.

— Мне таиться нечего. Вся наша жизнь у народа на виду. Брат мой коров пасет.

— Что?!

— Коров, говорю, пасет. Присвоили ему высокое звание Героя Социалистического Труда, и получил он премию. Новую породу скота выводить помогал. Сын Александр — директор МТС, на войне четыре ордена заслужил, звание майора имеет. Татьяну вы знаете — по торговой части. Осталось сказать о старике моем, главе нашей трудовой семьи. Он поскромнее — кладовщик в колхозе. У него одна медаль «За доблестный труд». Человек он не очень здоровый: слаб зрением.

— Стоп! — ударил ладонью по столу Иван Капитонович. — Старика устрою у себя. Мне нужен кладовщик со слабым зрением. Заметано?

Старушка ответила строго и властно:

— Нет, не заметано! Я долго слушала, теперь вы послушайте, гражданин. Неподходящий вы нам родственник! Не было у нас в семье фальшивых людей. И не будет! И Татьяне нашей вы не пара.

Улыбка сползла с лица Ивана Капитоновича так же, как сползает плохо наведенная позолота с глиняной свистульки.

— Вы так считаете? — ехидно спросил он.

— И я и вся наша семья! — отрезала Анфиса Лукинична.

— Семья! — пренебрежительно и холодно повторил Иван Капитонович. — Слава богу, дочь у вас не маленькая. Как-нибудь договоримся сами. Подумаешь, дефицитный товар — родительское благословение! Даже лучше! Дом без тещи — это дом отдыха.

Старушка усмехнулась:

— Что вы мелете? В том-то и дело, что Татьяна за вас идти не хочет.

— Ой ли? — недоверчиво откликнулся Иван Капитонович, но было заметно, что он задет за живое.

— Ни за что! — твердо сказала старушка, полезла в карман шерстяной кофточки, достала оттуда конверт, дунула на него, чтобы он раскрылся, вытянула письмо, аккуратно расправила его и, далеко отставив от глаз, прочла вслух: — «Сначала он мне показался человеком самостоятельным, а пригляделась — скользкий и темный».

— Какого же черта вы сюда притащились? — закричал в досаде Иван Капитонович.

Старушка не рассердилась. Она рассмеялась от всей души и с готовностью ответила:

— Я же сказала: чтобы не вышло ошибки. Вдруг, думаю, приехала дочка в город учиться, вскружила голову хорошему человеку, а потом из-за пустяка рассердилась, и пути врозь. Ежели что, хотела помирить. Мать я дочке или не мать? А по проверкам я, можно сказать, специалист: в колхозе председателем ревизионной комиссии пять лет состою.

Анфиса Лукинична Курносенкова медленно сложила письмо, медленно затолкала в конверт, медленно спрятала в карман и, не торопясь, вышла из кабинета. Она решила, что ревизия, хотя и оказалась не совсем обычной, все же прошла отлично. Как говорится, для пользы дела.

1946–1955 гг.

У САМОГО СИНЕГО МОРЯ

Всему причиной была популярность Гаврилы Афанасьевича. Ну, конечно, и его упрямство.

Еще совсем недавно жили его одностаничники на берегу тихого Дона, в станице Верхне-Курмоярской, а сам он ютился километрах в десяти, в глинобитной мазанке на хуторе Веселом, где был всего только бригадный стан колхоза имени Крупской и стояло несколько грубо слепленных хибарок.

Но была у Гаврилы Афанасьевича слава. Да, да, и не малая слава! На всю округу он слыл первейшим музыкантом-скрипачом. Где только за свои восемьдесят семь лет не играл на своей скрипке старик Маслов!

Существует на Дону обычай: собрания начинать музыкой. Услышав звуки масловской скрипки, народ собирался в клуб. Девчата с парнями затевали танцы, старики садились к стенке, в задний ряд, и смотрели на молодежь.

И вдруг все пошло дыбом.

Появилась какая-то девушка, поставила три палки, уместила наверху что-то вроде бинокля, вычертила у себя на дощечке план и, пожалуйста, говорит:

— У вас здесь вода будет.