Часы и голоса - [12]

1967

Часы и голоса

Не перечислить всех часов,

От нас ушедших без возврата,

Как и далеких голосов,

Что были близкими когда-то.

Но есть один заветный час,

И голос есть один заветный,

Они не покидают нас,

Хотя их близость незаметна.

То — час раздумий в тишине,

И голос собственного сердца.

Ни наяву и ни во сне

От них нам никуда не деться.

30 октября 1967 г.

Москва

«Машины летят, будто птицы небесные…»

Машины летят, будто птицы небесные,

Как будто им тесно у нас на земле,

Как будто им мало лесов, перелесков,

Асфальтовых простынь, зеленых аллей.

Их путь трафаретен: дела и прогулки,

Пансионаты и скромные дачи.

Но что-то на мысль вдруг меня натолкнуло,

Что есть у машин и другие задачи.

На солнце блестя, утопая в лучах его

И выплывая пловцами стремительными,

Они нам дарят свои краски участливо,

Как будто в музее картин изумительных.

Лучи фонарей как сигналы надзвездные

В потоке машин на заре и ночами,

Как будто они с дня рождения созданы

Миры открывать за своими плечами.

Чтоб мы, наслаждаясь классической радугой

И близостью чьих-то веселых зрачков,

Запомнили эти мгновения надолго,

А может быть, даже на веки веков.

1970

«Я пью тебя, пленительная жизнь…»

Я пью тебя, пленительная жизнь,

Глазами, сердцем, вздохами и кожей.

Казалось бы, что все — одно и то же,

Как совершенно точный механизм.

Но как мы ошибаемся, — о боже!

На самом деле все разнообразно

И каждый день наполнен новизной.

По-разному горят в ночи алмазы

Бездонных звезд — зимою и весной.

По-разному мы ощущаем лето

И ненасытной осени настой.

Мы знаем все вопросы и ответы,

И все ж кричим мы времени: «Постой!»

12–14 мая 1972 г.

Москва

«Когда закатный луч в обиде…»

А. Зелонджеву в его сейф

Когда закатный луч в обиде,

Что он потерян для других…

Мы, это только раз увидя,

Уже запечатляем в стих.

В лесу мы прячемся за ветви, —

Должно быть, от себя самих.

И то, что нас легко отвергли,

Мы снова превращаем в стих.

Мы сокрушаемся, но скупо,

Когда обидели других.

И боль за наш дурной поступок

Опять мы обращаем в стих.

Но в глубине души нам ясен

Математический расчет:

Что стих, будь трижды он прекрасен,

Нас от терзаний не спасет.

1972

Запятые

Средь ужаса внезапных катастроф,

Смертей, убийств, пожаров, наводнений

Мы — словно запятые между строф

Или, вернее, — призрачные тени.

И если мы сохранены пока,

Считайте это чудом небывалым.

Так будьте другом каждого цветка,

Увядших листьев и травинок малых.

Не разоряйте теплых птичьих гнезд,

Не потакайте жалкому невежде

И, как зеницу, берегите мост,

Ведущий от отчаянья к надежде.

1972

«Она сама себя не понимает…»

Она сама себя не понимает,

Да и не сможет никогда понять,

Свою планету нежно обнимая,

Как сына обожающая мать.

Воистину, она ничем не скована.

Как пульс в ней бьется щедрость, доброта,

Священный гнев, любовью продиктованный,

И ослепительная красота.

Но что творят ее шальные дети,

Сжигая все — от листьев до корней.

Когда бы жили мы тысячелетья,

Мы б осторожней обходились с ней!

13 июня 1974 г.

Голицыно

Колонный зал в марте 1918 года

Сколько раз эти люстры смотрели,

Не мигая, мне прямо в глаза,

И, закутанный плотно в шинели,

Замирал от волнения зал.

Я казался песчинкой беззвучной

И себе самому, и другим.

Брестский мир плыл тяжелою тучей,

Задыхались от счастья враги.

Все гудели: «Конец неизбежен», —

От кадетов и меньшевиков

До заклятых врагов зарубежных

И отечественных кулаков.

А под сводом Колонного зала

Голос Ленина твердо звучал.

Торжествующее начало

Дней победных он возвещал.

Этот день не забыть никогда мне,

Пусть ракетами мчатся года,

Не давнишним, а будто недавним

Он мне будет казаться всегда.

1976

ВОСПОМИНАНИЯ

Александр Блок на берегах Невы

На одну невидимую нить были нанизаны, как бусины, и это венецианское окно снимаемой мною комнаты, и ветки берез с едва раскрывшимися почками, и книга Александра Блока «Нечаянная радость», и колеблемая ветерком желтая занавеска, похожая на мантию самого солнца, которое взошло в это майское утро 1909 года только для того, чтобы взглянуть, как юный студент теряет голову не от любви, а от стихов.

Но если я потерял голову от стихов Александра Блока, то и неожиданно сделал находку — ответ на мучивший меня вопрос, почему мои стихи не печатают. Ответ был равносилен падению с Эйфелевой башни. Хотя я видел ее только в раннем детстве, но хорошо представлял, что это значит. «Нечаянная радость» Блока, казалось, убедила меня в том, что, еще не родившись, я уже умер как поэт. Забегая вперед, скажу, что через два с половиной года Александр Блок если не воскресил меня, то, во всяком случае, не подписал смертного приговора, вынесенного тогда его стихами. Он же протянул мне рецепт для воскресения.

В чем же была тайна обаяния стихов Александра Блока? Никто из нас, всей тогдашней молодежи, любящей поэзию, не мог этого объяснить обыкновенными словами. Мы становились в тупик, когда кто-нибудь из «трезвомыслящих» говорил нам, что «куплеты Блока» ничто перед такими, к примеру, стихами Батюшкова:

Я берег покидал туманный Альбиона,

Казалось, он в волнах свинцовых утопал.

За кораблем вилася гальциона,

И тихий глас ее пловцов увеселял.

Нам эти стихи очень нравились, но «Незнакомка» Блока, лишенная торжественности Батюшкова и полная неведомой нам таинственной силы, больше волновала, больше кружила голову.