Часы без стрелок - [14]

Он медленно положил руку ладонью кверху на стол, с той стороны, где сидел внук, и почти сразу Джестер прикрыл своей ладонью руку деда. Но судью это не успокоило — его оскорбили словом, и он ждал утешения словом. Он с отчаянием сжал руку Джестера.

— Ты больше не любишь старого дедушку?

Джестер отнял руку и выпил несколько глотков вина.

— Конечно, люблю, дедушка, только…

Судья долго ждал, но Джестер так и не кончил фразы; обида повисла в накаленном воздухе. Рука судьи осталась лежать на столе, и пальцы подрагивали.

— Сынок, а ты подумал о том, что я теперь уже не очень богатый человек? Я и сам потерял много денег, да и наши предки постепенно разорялись. Меня тревожат твое образование и твое будущее.

— Не беспокойся. Все обойдется.

— Ты знаешь старинную поговорку, что самое дорогое в жизни достается даром? Это и правда и ложь, как бывает со всякими обобщениями. Но в одном это правда: в нашей стране можно получить самое лучшее образование совершенно бесплатно. В Уэст-Пойнте ничего не надо платить, и я могу тебя туда устроить.

— Но я не хочу быть военным.

— А кем ты хочешь быть?

Джестер смутился, вопрос его озадачил.

— Сам еще толком не знаю. Я люблю музыку и люблю летать.

— Что ж, поступай в Уэст-Пойнт и запишись в авиацию. Все, что можно содрать с федерального правительства, надо у него получить. Видит бог, это федеральное правительство дорого стоило Югу.

— Мне еще целый год не надо решать, что я буду делать, когда кончу среднюю школу.

— Я просто хочу тебе объяснить, что мои материальные дела не так хороши, как раньше. Но если у меня выйдет то, что я задумал, ты будешь богатым человеком.

Судья не раз намекал на какие-то будущие блага. Джестер раньше не обращал на его намеки внимания, но сейчас он спросил:

— А что ты задумал, дедушка?

— Сынок, не знаю, достаточно ли ты взрослый, чтобы понять мой замысел. — Судья откашлялся. — Ты еще молод, а мечты мои грандиозны.

— А что же это такое?

— Я задумал исправить причиненное нам зло и возродить Юг.

— Каким образом?

— Это государственный план, а не какая-нибудь дешевая политическая интрига. Я придумал, как уничтожить величайшую историческую несправедливость.

Подали мороженое. Джестер принялся есть, а у судьи мороженое таяло на блюдце.

— Я, дед, все-таки не пойму, к чему ты клонишь.

— Подумай, сынок. Если идет война между цивилизованными странами, что происходит с валютой тех, кто этой войны не выиграл? Вспомни и первую и вторую мировые войны. Что было с немецкой маркой после заключения мира? Разве Германия сожгла свои деньги? А японская иена? Японцы же не стали устраивать костры из своих банкнотов после разгрома? Правда ведь, сынок?

— Правда, — согласился Джестер, недоумевая, почему старик говорит об этом с таким пылом.

— Что происходит в цивилизованных странах после того, как замолчат пушки и на полях сражения воцарится мир? Победитель дает побежденному передышку и возможность восстановить свои потери в угоду общим экономическим интересам. Валюта побежденной страны всегда бывает порядком обесценена, но все же частично покрыта золотом. Погляди, что происходит в Германии или в Японии. Федеральное правительство обеспечило валюту противника и помогло побежденным странам восстановить свое хозяйство. Деньги побежденных стран с незапамятных времен оставались в обращении. А лира в Италии — разве федеральное правительство изъяло итальянские лиры? И лиры, и иена, и марка — все они были восстановлены!

Судья пригнулся к столу, и его галстук окунулся в блюдце с талым мороженым, но он этого не заметил.

— А что произошло после войны Севера с Югом? Федеральное правительство Соединенных Штатов не только освободило рабов, которые были sine gua non[2] нашего хлопководческого хозяйства, так что основные ресурсы страны были унесены ветром. «Унесенные ветром»[3] — правдивый роман, другого такого нет. Помнишь, как мы плакали, когда смотрели фильм?

— Я не плакал, — сказал Джестер.

— Нет, плакал, — возразил судья. — Жаль, что не я написал эту книгу.

Джестер смолчал.

— Но вернемся к главному. Не только хозяйство страны было сознательно подорвано, но федеральное правительство полностью обесценило деньги конфедератов. За всю казну Южных штатов больше не давали ни цента. Мне рассказывали, что банкнотами конфедерации растапливали печи.

— На чердаке у нас лежал целый сундук этих денег. Интересно, куда они девались?

— Они в библиотеке, в несгораемом шкафу.

— Зачем? Ведь они ничего не стоят?

Судья ничего не ответил, вместо этого он вытащил из жилетного кармана билет конфедерации в тысячу долларов. Джестер с любопытством на него поглядел — ему вспомнились детские игры на чердаке. Бумажка была зеленая, совсем как настоящие деньги. Но интерес его тут же погас. Джестер вернул деду бумажку.

— Большие деньги, если бы они были настоящие.

— В один прекрасный день они могут стать, как ты говоришь, настоящими. И станут, если у меня на это хватит сил и настойчивости.

Джестер холодно поглядел на деда своими ясными глазами.

— Этим деньгам чуть не сто лет, — заметил он.

— А ты подумай, сколько сотен миллиардов долларов федеральное правительство промотало за это столетие. Подумай о войнах, которые оно финансировало, о тратах на общественные нужды. Подумай об иностранной валюте, которую оно обеспечивало и снова пускало в обращение. Марку, лиру, иену — все эти иностранные деньги. А ведь южане, в конце концов их же плоть и кровь, заслуживают, чтобы с ними обращались по-братски. Наши деньги тоже надо было не обесценивать, а обеспечить. Разве не так, козлик?