Частный человек. Избранные места из переписки с врагами - [87]

(Уходит. Пауза. Слышен лязг открываемого, затем закрываемого сейфа. Возвращается).

— Ох, граф, что-то вы побледнели. Да, душно у нас во всех смыслах… Отведайте чайку; оно помогает. Вот что, Лев Николаевич. Не должен я это делать; головой рискую. Но я все ваши книги прочёл и верю, что вы искренний России патриот. Начните-ка ознакомление вот с этой красненькой папочки. Благо, она не толстая.

(Садится. Крутит карандашик. Пауза. В гнетущей тишине слышно тиканье напольных швейцарских часов. Затем шум).

— Лев Николаевич, что с вами? Сердце? Не надо в обморок! Эх, дубина я стоеросовая; ведь пожилой же человек! Правильно нигилисты говорят: сатрап я и палач.

(Звон колокольчика. Топот ног. Плеск воды. Пауза).

— Вам лучше, граф? Вы чайку-то попейте; он по вашему рецепту, с травками. Очень полезно. Кумыса, к сожалению, не держим, воняет-с. Нет-нет, читать вы сегодня больше не будете. А то ваш друг Герцен напишет, как царские сатрапы Льва Толстого в подвале пытали. Придётся мне снова должностное преступление совершить. Давайте договоримся так: вы папочки возьмите с собой. Их, конечно, из ведомства выносить и показывать никому нельзя, но вам я верю. Кроме красной папочки: эту отдайте. При всём доверии не могу-с; люди жизнью рисковали, добывая. Через недельку жду вас обратно, документики вернуть надобно. И придётся вам, граф, снова лично приехать; в нашем деле курьерам да дворовым доверять нельзя. Тогда и красную папочку дочитаете; глядишь, в ней ещё что-нибудь появится…

(Провожает. Крутит карандашик. Подаёт трость).

— Подумайте, Лев Николаевич, вот над чем. Нам крайне необходимо сбить волну левой революционной агитации. Ваш друг Герцен… Не надо морщиться, граф: вы — гений; у вас и ошибки гениальные. Значит, ваш друг Герцен, с ним Плеханов, Мартов; в последнее время ещё молодой там появился: бывший адвокат Ульянов-Ленин-Бланк… Мы не справляемся. Что мы можем — головы рубить? Но это же гидра: одну срубишь — две отрастут. Нет, граф, нам надо людей убедить. А наше ведомство, извините, не для того поставлено; нам сие не по уставу. Нужны вы с вашим великим литературным даром. Реализм ваш нужен. Как вы по Шекспиру прошлись — так и по ним. Если надумаете, мы готовы оперативно обеспечить вас полным объёмом всего, что они пишут. Нелегальная литература, но, повторяю, мы вам верим. И в творческую кухню вашу лезть не будем; никакой цензуры. Вы не ослышались, граф: мы дадим вам полный карт-бланш. Всё, что за подписью Льва Толстого — сразу в печать. Уж это-то мы можем; это нам по уставу. И вот ещё что. Понятно, что предложение моё согласовано с высшим руководством. По секрету могу вам сообщить, что особа, на мой рапорт, вас касающийся, резолюцию наложившая, изволила при том изречь: «Не ради себя мы это затеваем, и даже не ради Толстого. А токмо ради России». Жду вас через неделю, граф. И можете сразу представить список нужных вам книг. А мы его расширим и дополним; вы, извините, многого не знаете. Честь имею.

(Звук закрывающейся двери. Крутит карандашик; напевает. Садится. Занавес).

6. Реальное решение.

Но это фантазии, а есть ли пример реального решения? Не в России, конечно, но в стране похожей? Как ни странно, есть. Россия во многом схожа со Скандинавией. Тот же климат плюс старые родственные связи с «варягами». А сами русские — немного флегматичные добродушные северяне. Проблемы индустриального перехода в конце XIX — начале XX века у всех были схожими. Не совершить промышленную «революцию сверху» нельзя: те страны, где этого не сделали, слабели, теряли независимость и становились колониями более сильных и развитых соседей. Между прочим, именно так Россия завоевала Польшу и Финляндию: там промышленный переход усилиями могущественной земледельческой аристократии был заторможен. Ну и не стало их на карте.

Но индустриальная революция сопровождается неизбежными «прелестями», о которых говорилось выше. Миллионы людей теряют собственность (землю) и сгоняются в города, где вынуждены трудиться в тяжёлых условиях. На заре промышленной революции не существовало понятия «вредного производства», а слова «экология» ещё не придумали. В результате, рабочие, бараки которых строились близко к фабрикам, часто брали питьевую воду из той же речки, куда без всяких фильтров сливали отходы производства. Не желаете ли чайку со свинцом, мышьяком или ртутью? От подобной «диеты» сильный мужчина к 45 годам становился стариком-инвалидом, и работать больше не мог. Но государственной пенсионной системы не было, либо она находилась в зачаточном состоянии. Некоторые капиталисты платили пенсию старым рабочим, но её надо было заслужить, проработав на фабрике 20 лет, что во многом хуже крепостничества. Прибавьте периодические кризисы капиталистической системы, лишавшие многих последнего скудного заработка.

Разумеется, людям всё это не нравилось, и они бунтовали. Скандинавию не миновали забастовки со всевозможными волнениями. После особо кровавого подавления беспорядков в 1922 году лютеранская церковь Швеции[94] выступила с обращением к нации. Ею был предложен «Акт о национальном согласии». В нём она, как честный и авторитетный посредник, обещала: