Частное расследование - [120]

Грамов повернулся к вошедшему Зурабу.

— Его там нет, — доложил Зураб. — Он смылся из психушки.

— Так. Это осложнение. Как Афанасьевич, свободен сейчас, не занят?

— Он попросил меня как раз вас пригласить.

— Ну что, Алеша, — говорил тебе, — тогда же, сразу надо было дожимать. А вот теперь на: смылся. Где его ловить теперь?

— Ты точно знаешь; что он сам ушел, не МБ ли его сгребло?

— Нет, исключено. — Сергей Афанасьевич покачал головой. — Я связывался с Леней Шабашиным… Он говорит, Кассарин, после срыва с Меркуловым, совсем ушел в «подполье», глухо заблокировался. Домой не ездит. Живет с Чудных в соседнем блоке, сейфовом.

— Вот это кстати и есть ответ на твой вопрос, чего я не изъял тогда «Витамин С», будучи Дедом Морозом.

— Нет, эту глупость я отказываюсь понимать.

— Это не глупость. Они сейчас деморализованы. И сбиты с толку. Не доверяют ничему, — ни друг другу, ни себе, ни «Витамину С». А если б я его тогда изъял просто…

— Они бы начисто о нем забыли.

— Да. Иванников, Суханова и Карнаухов — это верно. А Кассарин? А Невельский?

— Им — пулю в голову.

— Не так-то это просто — раз. А во-вторых, остались документы. Прочтут, начнут копать, начнут опять возиться с психотронами. Ну, не Кассарин, не Невельский, а кто-нибудь другой… Ты вспомни, как с атомной бомбой было. Достаточно узнать, что есть такая штука, что хорошо работает, и на — прошло лет тридцать, и все почти богатые страны ее имеют. Но если бы с первой бомбой ничего не вышло — побочные эффекты, чертовня, болезни всякие у тех, кто с ней возился. Это другое, это страшно. Это опасно, жутко, наконец. И для кого? Не для «объектов», а для самих, для этого говна: политиков и генералов. Нет, тут почешешь тыкву. Я им теперь охоту-то отбил. Семь раз перекрестишься. Всего теперь боятся, понимаешь?

— Да. Это понимаю. Но «Витамин-то С» теперь изъять у них не представляется возможным.

— Дай срок. Обманем. Украдем или сломаем, уничтожим. Главное не это. Тут главное, что нам удалось блокировать дальнейшие исследования, науку, разработки.

— Давай к текущему. Турецкий, что с ним делать будем? С баланса спишем, под откос? Пусть крутится, как знает?

— Нет, конечно. Без нас он обречен. Зомбирование не лечится. Без нас ему осталось жить не больше месяца.

— А ты его спасти-то сможешь?

— Не знаю. Но попробую. Идея есть. С ним нужно встретиться.

— А как его найдешь? Меркулов-то, поди, расставил сети уж. Поймает и запхнет назад, в психушку.

— Это б хорошо. Ведь если так, мы из психушки враз его «исчезнем».

— Турецкий не дурак. Он не пойдет домой.

— А может, и пойдет. Ты забываешь, что его влечет к себе Меркулов. Ему ведь очень хочется Меркулова пришить. Для нас же Константин Дмитриевич — приманка, понимаешь? Приманка при охоте за Турецким.

— Это ясно. Но это и крайне опасно. Турецкий выйдет, предположим, на него, а мы замешкаемся. У Меркулова охрана, как ты знаешь. Турецкий может пулю получить.

— Есть и еще вариант, но очень дорогой. Мозг зомби излучает не так, как простой мозг. Его возможно запеленговать. Но с расстояния не больше полукилометра. Сделать приемники, пеленгационные машины. И проутюжить всю Москву, одновременно. Он будет найден.

— Нет, очень дорого. Не деньги, нет. Нам денег хватит всю Москву купить, дорого в смысле людей. Проверенных

людей у нас не больше сотни. А привлекать еще кого-нибудь…

— Давай на час мы разойдемся и подумаем.

— А я пока к Меркулову, вторым кольцом, своих приставлю. Если приманка-то сработает, Турецкий — наш!

Наверное, и Грамов, и Навроде очень удивились бы, если узнали, что Турецкий совсем не думал ни о них, ни о Меркулове, ни о Кассарине, ни о «Витамине С».

Покинув морг, он взял такси и полетел на кладбище, на Истряковское. Там посетил он свой тайник, где у него хранились деньги, оставшиеся от двух миллионов: без денег трудно жить вообще, а уходить в подполье просто невозможно. Оставалось их прилично — больше миллиона.

Каждый человек, сталкивающийся по работе с криминалом, со спецслужбами, обязательно должен иметь запас на всякий случай, личный свой «общак», чтобы иметь возможность либо затаиться, либо временно исчезнуть. Турецкий был профессионал и потому имел по крайней мере пять тайников, о существовании которых не знал никто, совсем никто, кроме его самого, разумеется.

Никто не знал о местонахождении тайника, поэтому никто там и не ждал его, не встретил.

Имея в руках кроме денег еще новый комплект документов, взятых там же, в тайнике, Турецкий решил осмотреться, немного пожить «новой жизнью».

Сквозь угар, не совсем еще отошедший от бурных событий ночи, он понимал краем сознания, что сейчас ему ни в коем случае нельзя ничему поддаваться, нельзя двигаться ни по одному из очевидных, накатанных путей.

Домой, на службу, к Меркулову — нельзя. Он чувствовал, что там засада. Конечно же убить Меркулова сам Бог велел — кто спорит? Но ведь его убить, а не свой собственный же лоб подставить?

Сунуться к Навроде? Что там? Там непредсказуемо. Судя по событиям последних дней, Грамов опять его спас, но не «исчезнул», нет, не захотел. Чего ж идти к нему — проситься еще раз? Была записка в чемодане? Да. А результат? Спас, но не встретился, не поговорил. Нет, отпадает.