Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница - [23]

Банились женщины в парилках (как семейных, так и, с XVII века, «общественных»), как правило, вечером. После полуденного сна или отдыха у всех «бывали снова занятия часов до шести», а с наступлением сумерек жизнь замирала и появлялась возможность досуга. В среде городской элиты домашние бани имели специальные женские отделения, а для царицы и царевен за перегородкой в дворцовой бане были сооружены специальные «полки», а позже и особое помещение. В среде «простецов» женщины банились после трудового дня, не смущаясь присутствием мужчин. Очень часто одно банное помещение использовалось одновременно несколькими семьями, так что все подробности жизни семей соседей, в том числе хворей и здоровья жен, дочерей и челяди, были на виду. Запрет церковного собора 1551 года «мужьям и женам, монахиням и монашенкам париться вместе», осуждение того, что это делалось «без зазору», на простой народ действовали слабо. Женщины наравне с мужиками выскакивали из бани «без стеснения голыя» на улицу, не заботясь о любопытствующих зеваках, бросались зимой в снег, а летом — в холодную воду, затем вновь возвращались в баню.[170]

Прошло не одно столетие, прежде чем в общественных банях были выделены «мужские» и «женские» половины и дни. Иностранцы, которых банные обычаи русских поражали с незапамятных времен («не мучими никим же, сами ся мучат»), к XVI веку вынуждены были признать, что эти обычаи способствуют закалке организма, позволяя женщинам ходить «в нестерпимые морозы босоногими, точно гуси».[171] Функции банщиков в банях, устроенных «для дорогих гостей», также обычно возлагались на женщин. Это отметил Олеарий, которому очень понравился русский обычай «отряжать» для банного дела хозяйку дома или ее дочь, которым поручалось не только выстелить пол бани еловым лапником, но и угостить гостя «несколькими кусками редьки с солью и прохладительным напитком».[172]

Особая роль бань в повседневной жизни женщин допетровского времени объясняется тем, что они были местом, где принимали роды,[173] лечили хворых. Испокон веков заболевшие начинали с самолеченья домашними средствами, знание которых, как можно убедиться из фольклорных текстов, долгое время было прерогативой женщин. Врачебную практику русских женщин в допетровскую эпоху могут довольно ясно представить так называемые «лечебники», ведь на основе их в XII–XVII веках готовились домашние снадобья, выращивались или просто собирались лекарственные растения, составлялись новые сборники-«травники». Именно к бабам-знахаркам, а не «к попови на молитву» носили женщины всех сословий своих заболевших детей — об этом свидетельствуют епитимийные сборники, да и переписка.[174] Именно женщины-целительницы были типичным образом русской агиографии («язвенных многих своима рукама омывая, целяше и о исцелении Бога моляше»[175]). В поздних фресковых росписях и миниатюрах конца XVI–XVII веков, на которых только и можно увидеть обычных людей, занятых обычной работой, немало изображений женщин, и практически только женщин, оказывающих помощь страждущим.[176] Их роль как хранительниц рецептов народной медицины нашла отражение в поэзии Симеона Полоцкого (XVII века).[177]

Травники XVI–XVII веков, описывая наиболее распространенные болезни и применяемые для их лечения средства, позволяют представить некоторые подробности частной жизни женщин. Перечень женских хворей того времени красноречив: у бедных это «надсада», «грызь» (грыжа),[178] «утомление», «сухотная» (чахотка), «трясца» (лихорадка), у богатых — «вычищение животу» (рвота) от переедания, и у всех, к несчастью, масса гинекологических заболеваний.[179] Терапевтическая помощь женщины-врача для большинства средневековых русов и московитов требовалась очень часто. Даже переписка членов царской семьи конца XVI–XVII веков убеждает, что болели все — и правители, и члены их семей, в том числе сами женщин, очень часто,[180] в то время как средства избавления от страданий приносили иногда весьма слабый эффект.[181] «Женки», обладавшие способностью «заговаривать» болезни и вообще врачевать — а некоторые обладали этим умением с «девьственной юности», обученные матерями и бабушками, — прославлялись не только в фольклоре, но и литературных произведениях.[182] Однако вечный страх перед болезнями все равно сопровождал женщин допетровского времени от рождения до смерти — подчас безвременно рано обрывавшей и жизнь княжны или царской дочери, и безвестной горожанки. Больниц или каких-либо «общественных» лечебниц в допетровской России не было, поэтому и рождались, и болели, и умирали женщины того времени дома.

Таким образом, частная жизнь женщины X–XVII веков была чаще всего жизнью домашней. Дом и окружавший его двор, «приусадебье» были тем пространством, где женщины проводили большую часть своего времени. Чаще всего этот дом был местом жительства рода мужа, куда и приходила вышедшая замуж женщина; нередко — особенно если для мужчины это был повторный брак — дом принадлежал именно ему; реже молодые поселялись с родителями жены.

Основное место в домашней жизни женщин занимала работа — по дому и вне его. Для многих она была формой выживания. Альтернативы работе и «вседневной» занятости, как доказали письменные источники, почти не было даже у скучающих взаперти княжон и боярышень — и они занимались ежедневно «хитроручным изрядством». Отношение самих женщин к вынужденному ежедневному труду плохо просматривается в источниках. Отношение же окружающих и близких к женской работе отразили многие памятники: от дидактических, видевших в ней средство обуздания «страстей» и «воспитания» в женщинах необходимых, с точки зрения их авторов, качеств, до фольклорных, которым была свойственна поэтизация любого женского труда.