Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи - [29]

А тем временем переговоры о свадьбе сына короля с Екатериной Арагонской продолжались. Король приказал, чтобы принцессу не допускали к принцу, хотя большую часть времени они жили в одном и том же дворце. Если так король хотел заставить испанскую принцессу еще сильнее желать брака с принцем, его план удался. В письме к отцу принцесса призналась, что «лучше умрет в Англии», чем откажется от плана выйти замуж за брата своего умершего мужа[111].

Да и принц, которому редко позволяли общаться с Екатериной, был явно влюблен в нее — по крайней мере, его привлекала рыцарская идея «спасти» несчастную испанскую принцессу. Возможно, он влюбился в нее еще мальчиком, когда в возрасте десяти лет сопровождал ее к старшему брату. Однажды он признался отцу, что считает ее «прекрасным созданием». В одну из редких встреч, в Новый год 1508 года, принц подарил Екатерине подарок одновременно романтический и патриотический: «прекрасную рубиновую розу, закрепленную в розе из белого и зеленого»[112].

В деликатной и сложной игре международной дипломатии королю приходилось играть против времени. Его здоровье в течение нескольких месяцев ухудшалось. Каждую весну его преследовал хронический кашель — теперь же кашель стал постоянным. Король страшно похудел. Придворные счета показывают, что, когда он отправлялся в свои охотничьи угодья, свите приходилось по несколько недель жить в каждом месте. Хотя причина этого не называется, но, скорее всего, король был слишком слаб, чтобы переезжать куда-то без длительного отдыха.

В феврале 1507 года у Генриха случился первый серьезный приступ тонзиллита, который поразил его после смерти Елизаветы. В следующем месяце симптомы стали настолько серьезными, что придворные стали опасаться за жизнь монарха. Скорее всего, у Генриха был туберкулез, осложненный астмой. Он остался в Ричмонде под присмотром решительной матери, которая стала ему еще ближе, чем в прошлые годы. Генрих слабел на глазах. Он не мог глотать ни пищу, ни воду. Он с трудом дышал. К середине марта король почти умирал. Леди Маргарет отобрала нескольких доверенных слуг, которым было позволено посещать ее сына в личных покоях. Она сама была настолько уверена в скорой смерти сына, что заплатила герольду Подвязки, Томасу Райотсли, двадцать шиллингов, чтобы тот «сделал книгу траурных одежд», и 57 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов за значительное количество «черной материи». Духовникам короля было приказано служить мессы за его душу, а исповедник леди Маргарет, Джон Фишер, получил распоряжение находиться поблизости. Но, несмотря ни на что, к концу месяца Генрих поправился. 31 марта испанский посол де Пуэбла был призван в личные покои и нашел короля выздоравливающим. Кризис миновал — на сей раз.

Тем летом Генрих посетил Восточную Англию и Оксфордшир. Здоровье его казалось крепче, чем раньше. Один из наблюдателей заметил даже, что он «набрал жир». Королю более не требовались частые и продолжительные остановки для отдыха. Он был полон сил и «переезжал из одного охотничьего поместья в другое»[113]. Все были поражены его выздоровлением, но короля по-прежнему терзали старые страхи. Доступ к нему был строго ограничен. В замкнутом мирке личных покоев росли слухи и подозрения.

Одним из ближайших придворных короля был поэт Стивен Хоуз, который поступил на королевскую службу в 1503 году. В своей поэме «Утешение влюбленных» он описывал напряженную атмосферу королевского двора, где придворные «в глубокой тайне» пытались переиграть друг друга «умением и хитростью». Будучи допущенным в личные покои, Хоуз стал свидетелем множества опасных разговоров. Одна такая беседа глубоко его потрясла, потому что собеседники явно «не испытывали любви» к своему королю. Хоуз был обязан докладывать о таких предательских разговорах. Но вместо того, чтобы тайно передать содержание беседы своему царственному хозяину или его советникам, он публично обличил злодеев в стихах, которые распространил при дворе. В результате его самого сочли предателем. Группа придворных, оставшихся неизвестными, так сильно его избила, что он находился «на грани смерти». Впоследствии Хоуза устранили от королевского двора.

В феврале 1508 года у Генриха случился новый приступ туберкулеза. В конце месяца он снова отправился в Ричмондский дворец и заперся в своих личных покоях. Несмотря на то, что личные слуги свято хранили тайну, пошли слухи, что королю трудно дышать, что он не может принимать пищу, что он слабеет и худеет с каждым днем. Одно то, что ему пришлось послать вместо себя посланника в традиционное паломничество в Вестминстер в память о любимой жене, говорит о многом.

И снова мать короля отправилась в Ричмонд, чтобы ухаживать за сыном. С собой она привезла свой двор и заняла специально построенные для нее покои. Тревожась о состоянии сына и мучаясь тем, что она ничем не может ему помочь, леди Маргарет сосредоточилась на хозяйственных заботах. Она заказала для сына новые кровати и отправила слугу в Лондон купить бочку сладкого мускателя.

В марте Генрих немного окреп и смог принять посла Фердинанда Арагонского, дона Гутиерре Гомес де Фуэнсалида. Посла сопровождал представитель арагонского филиала банка Гримальди, который привез с собой документы на последнюю часть приданого Екатерины. Испанский король справедливо рассудил, что единственный способ заставить Генриха женить своего сына на его дочери — это показать ему деньги. Поднявшись на ожидавшую его баржу, Генрих отправился в Гринвич. От холодного мартовского ветра его защищали толстые ковры и подушки. Он ненадолго появился перед собравшимися придворными, а затем удалился в личные покои вместе с послом, чтобы провести переговоры.