Частная жизнь советской элиты - [37]

Значительная часть избирателей в СССР вообще не голосует из-за безразличия и апатии, из-за унижения и беззакония. В СССР сотни тысяч формально избираемых должностей. И на все виды избирательных кампаний тратятся многие миллионы рублей. Непросвещенному читателю может быть непонятно — зачем? Ведь избирать в СССР по существу некого, на каждое место есть только один кандидат. И даже если никто, кроме него самого, за него не проголосует, он будет избран: такова логика советской демократии. Советский Союз, однако, — вероисповедное общество, где не действительность определяет идеологию, а идеология диктует стиль, нормы и правила общественной жизни. Культ коммунистической идеологии необходим для правящего класса, ибо только ею, единственной, можно объяснить и оправдать существующий в стране правопорядок. Данью идеологии являются и издержки в виде сохранения, по существу давно изживших себя при коммунистическом режиме традиционных институтов демократии, среди которых важный реквизит — выборы.

А избиратели голосуют по-своему: ногами — не являются на избирательные участки. В стране много тысяч избирательных округов и участков, и к каждому прикреплен уполномоченный представитель партийного комитета, задача которого "обеспечивать" голоса. В первое десятилетие советской власти партагитаторы пытались привлечь население к выборам буфетами, красивой оранжировкой, выступлениями артистов. И хотя возможность бесплатно послушать концерт и по случаю купить дефицитные продукты была заманчивой, тем не менее год от года избирателей становилось все меньше, а активистов партийных комитетов, мобилизующих избирателей, больше. Тогда в 40-е годы стали рассылать агитаторов с избирательными урнами по домам, в каждую квартиру. Это было утомительно и хлопотливо, но как-то обеспечивало процесс голосования. Избиратели стали бегать из квартир. И в 60-е годы мудро решили: пусть голосует, кто хочет, а в избирательные комиссии будут давать нужные цифры. Так в СССР процент голосующих оказался предельно высоким — 99,9 %. Но появилась другая беда — выборы стали рутиной, и ответственные за них никак не могли отличиться. Тщеславие партийных активистов искало выхода. И нашло.

В окружные, областные, республиканские избирательные комиссии стали поступать "ударные" сводки: в таком-то избирательном участке голосование полностью заканчивалось в 5 часов вечера — за 7 часов до закрытия избирательного участка. В другом — в 4, 3 часа дня. И вот однажды, когда избирательный округ одного из городов отрапортовал о полном завершении голосования в 12 часов дня, высокое начальство возмутилось: и в приписках надо знать меру. И послали контролера. Выяснилось: избирательное "дело" в городе было поставлено солидно и надежно — представители избирательных участков и не думали рассылать агитаторов. Те преспокойно поигрывали в шашки, попивали чай и время от времени, в соответствии с намеченным графиком бросая в урну необходимое количество бюллетеней, заполняли списки от имени голосующих. В 12 часов дня вся процедура выборов завершилась: было отправлено в избирательные урны 99,98 % бюллетеней.

Почему не сто? И вот здесь сказалась мудрость организаторов почина. Всегда существовала опасность, что может прийти какой-нибудь оригинал: отставной полковник милиции или персональный партийный пенсионер-маразматик. И возмутится, что не получил избирательного извещения. В этом случае разыгрывалась нехитрая интермедия. "Как?" — возмущенно вопрошали председатель избирательного участка и уполномоченный комитета. "Не может быть!" Смотрели списки — избиратель числится. И… уже проголосовал (за него проголосовали). Взволнованного, возмущающегося "сознательного" гражданина успокаивали, вызывали в кабинет председателя участка. Следовало категорическое указание найти виновника, а пока рассерженного "товарища" угощали стопкой коньяка. А затем появлялась юная девушка, специально для этой роли приготовленная. Она разыгрывала раскаяние: мол, по ошибке отметила не того избирателя, по ошибке не тому передала бюллетень. На нее сыпался град угроз, многозначительных, жестоких. Девушка сгибалась под страхом упреков и возможного наказания. И вот уже сознательный гражданин начинал вступаться за несчастную девушку — неопытна, молода. Подобострастно смотрел на председателя — что, если на первый раз простить? Прощали. И все расходились довольные: гражданин — в убеждении, что выполнил свой гражданский долг, председатель — в надежде, что пронесло, а девушка готовилась встретить очередного посетителя.

Опыт города оказался плодотворным. И на следующих выборах во многих городах Советского Союза к 2–5 часам дня торжественно рапортовали: проголосовали 98,9 % избирателей.

Отчуждение в СССР столь основательное, что человек, лишаясь внешних атрибутов своего существования, должности или общественного положения, полностью распадается как индивидуальность. Его не спасает ни ум, ни квалификация, ибо в СССР ценность личности есть функция той только роли, которая ему предписывается государством. И, одаривая человека символами власти, государство проектирует необходимый и желанный ему стереотип поведения личности и ее восприятия в глазах окружающих. При этом этот процесс зашел столь далеко, столь основательно завладел человеком, что он, даже не осознавая этого, постоянно нуждается во внешних факторах, подтверждающих его бытие. И люди, тысячу раз обманутые государством, тянутся к орденам, званиям, каждый по-своему, но в строгом соответствии с правилами социалистической игры. При прочих равных условиях гражданин с орденом социально весит больше, чем гражданин без ордена, даже если последний — образован и умен, а первый — невежда и глуп; знакомания не оставляет равнодушными ни рабочих, ни министров.