Частная кара - [50]

— Нынче угольком протопила. Мороз по радио обещали, — услышав, как хлопнула форточка, откликнулась с кухни хозяйка. — Есть-то будешь?

Стахов снимал комнату еще по старинке — с харчами.

— Поработаю немного. Не хочу, — ответил, подсаживаясь к столу и чувствуя не ту беспомощную дрожь, но чуть даже обморочную, предшествующую свершению...

— Чуть не забыла — тебе письмо, — сказала хозяйка, без стука входя к нему.

Свой адрес на Спиридониху Стахов никому не давал, и письмо удивило.

Конверт был служебный, с плохо различимым штампом и без обратного адреса.

Он вскрыл его. На четвертушке листа в левом углу ясный фиолетовый штамп:

«Ворошиловский районный суд города Крайска. Г. Крайск, улица Народная, дом 23, кв. 3». Под штампом от руки: № 2 — 1326.

Стахов почему-то очень внимательно рассмотрел этот штамп, не заглянув сразу на всего лишь две строчки, напечатанные под копирку. А когда прочел, то сразу и не понял, о чем это:

«Дело по иску Стаховой А. А. к Стахову Н. А. о признании утратившим право на жилплощадь назначено на 23 ноября 1978 года в 11.30».

И снова Стахов услышал за спиной шаги, только теперь они удалялись.

Мимо его окон с сумкой в руке прошла в магазин хозяйка…

27. Второго января 1826 года в высочайше учрежденном Тайном комитете был обычный рабочий день. Комитет располагался в комендантском доме Петропавловской крепости, в трех его передних залах на втором этаже. Кроме того, членам комитета потребовалась комната для отдыха и буфетная, где они могли бы перекусить. И коменданту Александру Яковлевичу Сукину пришлось перебраться в нижние комнаты, потеснив прислугу.

За пять дней, минувшие с момента ареста Кущина, в крепость были присланы только два арестанта: лейб-гвардеец Ильин, которого было приказано заковать в железа, да граф Булгарин. Но из куртин постоянно требовали на допросы арестованных, и старому генералу с плац-адъютантами работы хватало и днем и ночью.

Второго января в Тайном комитете заседали генералы Чернышов, Потапов, Дибич и Левашов. Вел допросы Александр Христофорович Бенкендорф, предупредительно-вежливый и холодно-сдержанный.

Занимая председательское кресло, он, обращаясь к Чернышову, отличавшемуся пылкостью и необузданностью нрава, попросил:

— Ваше превосходительство, Александр Иванович, будь так добр, повремени с вопросами от себя.

Чернышов согласно кивнул, сделав снисходительную мину.

Крохотный уродец Дибич прыснул в кулачок и непроницаемо окаменел лицом. Искусный мастер крупной интриги, Дибич в повседневности не упускал случая в мелких кознях.

Чернышов, обиженный этим смехом, с неудовольствием поглядел на Потапова, и Дибич, уловив этот взгляд, остался доволен.

Привели штабс-капитана Александра Бестужева. Сняли с глаз повязку, и он, привыкая к яркому свету, щурясь, оглядел присутствующих и поклонился всем сразу.

Один только Бенкендорф едва приметным движением головы ответил на приветствие и обратился к арестованному:

— Гвардии штабс-капитан Бестужев, арестованный Рылеев двадцать шестого декабря показал, что вы приняли в число членов общества, — Александр Христофорович, заранее подготовив вопросы, специально пропустил слово «тайного», — инженер-полковника Алексея Кущина. — И, предупреждая немедленный ответ, продолжил: — Объясните нам, когда сие сделано, и какое он принимал участие в намерениях вашего общества, и чем содействовал достижению целей, вами поставленных?

Бенкендорф ни разу не заглянул в бумагу, перед ним лежащую; славясь отчаянной своей рассеянностью и забывчивостью, генерал нужное выучивал наизусть, часто поражая окружающих четкостью слога и мысли.

Бестужев задумался ненадолго, огляделся вокруг, словно бы ища стул, на который можно было бы присесть, не спеша ответил:

— Мне сдается, что в первом своем показании я говорил о коротком знакомстве с инженер-полковником Кущиным. Если сие не так, то прошу покорнейше извинить меня за мою забывчивость. Поскольку вопрос, тогда мне заданный, касался всех моих знакомств, то перечислить их в силу общительного моего характера не так-то просто.

Бестужев замолчал, припоминая, как нынешней осенью они, расшалившись, с Кущиным нагрянули с визитом к Николаю Ивановичу Гречу. Там был Фаддей Булгарин.

Кущин, любивший подтрунить над осторожным и преданнейшим властям Булгариным, за пуншем вдруг обратился к хозяину:

— А что, Николай Иванович, если я создам масонскую ложу противу существующего строя, вы в нее вступите?

Фаддей Булгарин побледнел и срывающимся голосом предупредил Кущина:

— Позвольте не произносить при мне столь глупых и дерзких шуток...

— Я вовсе не шучу, — серьезно ответил Кущин. — Так как же, Николай Иванович? Вступите?

— Конечно, — ответил Греч, а Булгарин нервно икнул и подался к дверям, придерживая обеими руками живот. — Конечно, если им будет руководить петербургский обер-полицмейстер. Ты куда, Фаддей?

— Мутит что-то, — ответил из-за дверей Булгарин.

Бестужев расхохотался.

— Доносить пошел, — сказал Кущин, довольный шуткой.

— Полноте, — сказал Греч и вышел вслед за Булгариным.

— Вам совершенно ясен вопрос, господин штабс-капитан? — спросил Бенкендорф, выдержав затянувшуюся паузу. — Мы слушаем...