Часовые свободы. Беглец - [4]

— Знаю, Джейсон, — тихо сказала она.

— Но это город, где можно действовать, верно? Это город, где ты обязан находиться, если надеешься убедить кого-либо в правоте своих убеждений. — Он помолчал, все так же сильно сжимая ее плечо. — Мы можем продолжать свое дело — я не говорю, что это плохо, Аннабел. Думаю, кое-чего мы в результате уже достигли, думаю, наше дело небесполезно. Но у меня такое чувство, что это все равно что спокойно наблюдать, как мир проходит мимо, и разрешать другим людям принимать за нас решения, другим людям строить наши судьбы. Мы можем продолжать и дальше делать свое дело. Запомни, Аннабел, я не говорю, что это плохо.

— Тогда о чем же ты говоришь, Джейсон?

— Я говорю, что я предпочитаю сам строить свою собственную жизнь.

— Каким образом?

— Предпринимая действия.

— Какие действия?

— Более серьезные, чем распространение листовок, Аннабел. Более серьезные, чем наши митинги и пикеты.

— Но что именно?

— Я хочу связаться с остальными.

— С какими остальными?

— С Алексом, Гуди, Артуром и с другими.

— Зачем?

— Они мне помогут, — сказал Джейсон.

— Помогут тебе в чем?

— В осуществлении плана, над которым я работаю. Аннабел, мне кажется, я знаю, как достичь результата, к которому стремится эта страна, и знаю, как это сделать всего с горсткой людей, самое большее нам понадобится пятьдесят — шестьдесят человек. Что ты об этом думаешь?

— Я не понимаю, о чем ты толкуешь, — сказала Аннабел, сбросила его руку со своего плеча, поднялась и направилась к холодильнику.

Он молча сидел у окна, пока она искала лимоны в отделении для овощей, наблюдал, как она режет и выжимает их. Он хранил молчание, пока она взбалтывала лимонад в прозрачном стеклянном кувшине, усеянном внутри блестящими капельками жидкости. Кубики льда звенели, ударяясь о стенки кувшина, когда она помешивала лимонад круговыми движениями длинной ложки.

— Сначала я свяжусь с Артуром, — сказал он, больше обращаясь к самому себе.

Аннабел промолчала. Она наполнила лимонадом два стакана и принесла один мужу.

— Он всегда был мне самым близким другом, — сказал Джейсон, принимая стакан. — Ближе всех ребят. И он был единственным, кто понимал, что происходит, понимал, что они расставили ловушку…

— Мы снова будем говорить об этом?

— Нет, больше не будем.

— Хорошо.

— Потому что я понимаю, что это тебя тревожит.

— Да, конечно, это меня тревожит, — сказала она.

— Я знаю. Но это чертовски плохо, потому что я намерен связаться с Артуром, тревожит это тебя или нет. И со всеми остальными тоже. Мне нужна помощь. Один я не смогу это осуществить.

— Я не знаю, в чем тебе нужна помощь, — сказала она. — Ты мне еще не рассказал.

— Это не то, что расклеивать листовки на улицах, — сказал он и усмехнулся.

— Тогда что же это?

Он встал и подошел к окну. Взглянув на жену с удивительно мальчишеским, почти озорным выражением, он закрыл рамы…

Она должна была найти нужные слова тем летом 1961 года, когда впервые услышала о его плане. Но она выслушала его и потом сказала совсем не то, что следовало. Она выслушала его и сказала:

— Ты говоришь как фанатик.

— Нет, — сказал он, серьезно глядя на нее и плотно сжав губы. — Я не фанатик. — А потом, еще больше приглушив голос, сказал: — Я — американский гражданин, в высшей степени обеспокоенный будущим нашей нации.

Он встал и распахнул окно, подчеркнув этим, что больше ничего не скажет о своем плане.

Теперь, лежа в каюте катера, который вскоре должен будет выйти в море, чтобы выполнить часть этого плана, Аннабел перевернулась на спину и уставилась в потолок, прислушиваясь к свисту и вою ветра и думая, сколько сейчас времени, где теперь находится грузовик, что произойдет, когда наступит день и все ли она сделала, что могла, а главное, почему она не сказала что-то очень важное тогда, в 1961 году, когда еще оставалось время все изменить.

В тот день согласно календарю рассвет на Охо-Пуэртос должен был наступить в шесть часов семнадцать минут.

Грузовик был «шевроле» выпуска 1964 года, его рама была усилена конструкцией из металлических труб толщиной в дюйм с четвертью, а кузов покрыт свисающим со всех сторон брезентом. Кабина, ободья колес и рама — показывающаяся случайно, если резкий ветер вздымал брезент, — были красного цвета. Грузовик арендовали десять дней назад в корпорации «Пэли системс», расположенной на Саут-Бэйшо-Драйв. Прошлой ночью сбоку на кабину с помощью трафарета нанесли надпись — название и адрес фирмы, придуманные Джейсоном и ставшие чем-то вроде понятной только своим шутки: «Питер-тара, 832, Мишн.».

Управлял грузовиком Гудзон Мур. Рядом с ним в кабине сидел Клэй Прентис. Оба были одеты в брюки и рубашки военного покроя цвета хаки. Они почти не разговаривали друг с другом. За прошедшую неделю они проделали этот самый путь с нагруженной машиной ровно семь раз и точно знали, сколько времени у них займет дорога, так как каждый раз загружались на складе в половине третьего ночи и выезжали из Майами в три. Склад, так же как и грузовик, арендовался. В отличие от грузовика, склад пришлось снять на целый месяц, что, впрочем, оказалось не так уж плохо, потому что им удалось найти ему применение на это время. В первый раз, когда они проверяли дорогу, они попробовали изменить скорость, следуя указаниям дорожных знаков. Но это оказалось не очень хорошо, так как, например, сразу за Катлер-Ридж указанный предел скорости подскакивал до шестидесяти пяти миль в час. Джейсон сказал, что такая скорость слишком велика для безопасного вождения машины по узкой темной дороге, когда с двух сторон от нее расстилается морская гладь, особенно когда они проезжают Ки-Ларго. Джейсон был руководителем всей операции, поэтому Гуди и Клэй прислушивались к нему. В следующую поездку Гуди старался придерживаться скорости пятьдесят миль в час, сбрасывая ее до тридцати пяти, где этого требовал указатель, и снова увеличивая до шестидесяти, когда миновал Катлер-Ридж. Джейсон заявил, что и это слишком быстро. Он сказал, что так они могут рухнуть с грузовиком прямо в море, вот чего они добьются, и это будет достойным концом бесконечным тренировкам в стрельбе. Гуди и Клэй терпеливо слушали, как он орал на них — правду сказать, Джейсон редко кричал. Он просто смотрел на вас холодными голубыми глазами, неистово горящими на будто окаменевшем лице, и казалось, готовыми выскочить из орбит и пригвоздить вас к стене. Они терпеливо выслушали его и сказали: