Часовщик - [18]
В середине мая выбрался в Тулу, пораспродал товар, заглянул к воеводе ‑ показался. Когда уже купил продовольствие ‑ дорогое оно на торгу, черт, зашли мы с Иваном к одному из местных кузнецов, Дмитрию Ибрагимовичу. Старый уже мастер, седой весь.
‑ Что, боярин, распродал железо‑то?
‑ Что ж не продать, железо доброе, всё купцы разобрали. Сам‑то как, дед Дмитрий?
‑ А‑а... Сынов вот учил‑учил, а нынешней зимой обоих и не стало. Одного горячка прибрала, другой на стене лег.
‑ Господь дал, господь и взял. Кого во младые лета берет, тот и нагрешить не успевает много. Погоди, а чего второй‑то на стене оказался? Не было вроде набега?
‑ Это у тебя не было. А к Туле они с рязанской стороны подходили. Невеликое войско, говорят.
‑ Дела... Как же ты теперь?
‑ Вот так же. Молотобойца нанял, учить его еще и учить. Дом, что младшему выстроили, продал. Один теперь векую. Выпьешь, за помин душ христианских?
‑ И выпью, и до завтра еще в городе останусь, на помин души пожертвую. Хорошие люди были, и души светлые, и головы умные, а уж руки... Сколь им было‑то?
‑ Кириллу шестнадцать, Пантелею осьмнадцать. Он, Пантелей‑то, уж жениться собирался, я думал, снова дом как дом будет. Как Еленка моя преставилась, будто у меня рука отмерла. Теперь уж и самому, верно, недолго осталось. Да что я всё о себе ‑ ты как, всё холостой бродишь?
Да, развезло Дмитрия, видать на старые дрожжи пошло. Не то, чтоб лыка не вязал совсем, но по глазам видно. Да перепад настроения похож именно на эффект от выпитого ‑ очень уж резкий.
‑ Не до женитьбы пока, строюсь, да работы кузнечной хватает. Холопы‑то ‑ умельцы навроде твоего молотобойца, сила есть, а с остальным туго.
‑ Неужто сам молотом машешь?
‑ И машу, и копаю. Хорошо, Василия хоть немного научить сумел, а иначе пришлось бы, как в Литве да Польше иным шляхтичам, с сабелькой на боку землю пахать.
‑ Что за Василий такой? ‑ Да Михаила сын, знаешь ‑ косматый такой, чуть пониже меня ростом?
‑ Эт который на Аграфене женат? ‑ Да.
‑ Знаю. Так его Васька, значит, в холопы запродался?
‑ Зачем в холопы, навроде делового он, помощником.
‑ Надо ж, и что, много от него проку? ‑ Да уж немало. Умен парень, да и я учу.
‑ Э, да чему ты научишь‑то? Будет еще один кузнец деревенский, и только. Ну покажешь ты ему приспособы свои, да и всё. Сам‑то ты булат делать не умеешь?
‑ Куда уж мне. Вы с Никодимом молчите, а мне для опытов нужен уголь, только не древесный, а который из земли добывают. Вроде, он пожарче горит, и в домнице не спекается.
‑ Уголь ему хитрый подавай... Пошли‑ка в кузницу.
Ибрагимыч поднимается, и теперь я точно вижу, что пьян он порядочно. Качает его заметно, хотя об углы и не бьёт.
‑ Уголь тебе не поможет, вот смотри, тут ковать надо. Берешь полосы, их подобрать надо умеючи, да и куешь. Глянь сюда, вишь каково железо становится? Пантелей не добил тогда, татары пришли, и пришлось на половине дело бросать. Да еще надо за жаром следить, не перегреть, не недогреть. Иначе пропала работа.
‑ А как же вутицу делали? Слыхал я, и на Москве, мол, сейчас такую не делают.
‑ Тут, паря, такое дело... Повыбили умельцев, говорят, еще когда Батыга налетел. Кого повыбили, кого угнали. Их и так немного было, а опосля татар и вовсе, считай, не осталось.
‑ Знаешь, Дмитрий Ибрагимович, я ведь пробовал кой‑какие придумки. Вот погляди‑ка, еще на старом месте сварил. Бегом к своей заплечной суме, ведь специально нес показать образцы. И похвастаться, и вдруг что полезное скажут?
‑ И впрямь недурно. Хотя узор какой‑то непонятный, не видел такого раньше. Сабли не ковал?
‑ Нет пока. Ты сейчас сказал, что неплохо, а я под Рождество только, хотя ковал прошлым летом.
‑ Что, ждал, пока расцветут?
‑ Морозов ждал. А то прошлой зимой попробовал было, так трескаться пошли. А ведь тоже лучшее, что получилась.
‑ Хех, именем дорожить, конечно, надо. И что разобрался ‑ хорошо. Только вот что ж за узор такой? Не пулад, не шамшир, я такого вовсе не видал. Как ковал‑то?
‑ Не поверишь, Дмитрий Ибрагимович, вторую варку делал, да печь для того выстроил особую. И то, получал то просто железо доброе, то такое вот. То в печи горшок лопнет, то целый выну, а там ‑ только железо чуть получше. Думаю, с дутьём что‑то не то. Хотя, с Василием в два меха качали ‑ и то нехорошо выходило. Уж и уголь березовый брал, и чего только не делал. Эти‑то полосы не от умения, случайно получились.
‑ Что за горшки? Не слыхивал про такое.
‑ Да тут показывать надо. Можно и рассказать, только долго, и рисовать много придется.
‑ Раз нечаянно вышло, другой раз, да научишься. Разберетесь с Василием. Ты ему, кстати, много платишь?
‑ За прошлый год рубль заплатил, за этот тоже. Но, как голова у него светлая, думаю в долю от прибытка взять. На него можно хозяйство оставлять, почти что как своя рука он мне. Вровне со мной не будет, я всеж поболе знаю, но за надежность добавлю. Рубля три‑четыре, если налета не будет.
‑ Ну, налета не жди, если только большая рать опять к Туле не подступит. Или совсем малая ватажка к твоей усадьбе прискачет. Но те и осаждать не станут ‑ похватают, кто зазевается, да и утекут. Татары вообще не любят подряд на одно и тоже место наскакивать ‑ добыча мала.
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Отказаться от опасной правды и вернуться к своей пустой и спокойной жизни или дойти до конца, измениться и найти свой собственный путь — перед таким выбором оказался гражданин Винсент Кейл после того, как в своё противостояние его втянули Скрижали — люди, разыскивающие психоконструкторов, способных менять реальность силой мысли.
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
Порой, для того чтобы выжить — необходимо стать монстром… Только вот обратившись в него однажды — возможно ли потом вновь стать человеком? Тогда Андрей еще даже и не догадывался о том, что ввязавшись по просьбе друга в небольшую авантюру, сулившую им обоим неплохие деньги, он вдруг окажется втянут в круговорот событий, исход которых предопределит судьбу всего человечества…
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.