Чаша Скорби - [10]

Сестра Эскарион отрывисто кивнула и покинула мостик, лязгая каблуками черного энергетического доспеха по металлу палубы. Полковник Винн вышел следом за ней, вышагивая, как на параде.

Приготовления не заняли много времени. Таддеуш особо ценил «Полумесяц» за то, что процедуры, необходимые для начала долгого варп-перехода и отнимавшие на крупных имперских кораблях у техноадептов много дней, здесь могли быть завершены всего за несколько часов. Вскоре массивные двигатели взревели на полную мощь и озарили мостик снизу ярко-оранжевым свечением плазмы. Уловители частиц сложились и убрались внутрь цилиндрического корпуса судна, и вокруг «Полумесяца» заплясали сине-белые дуги энергии. Корабль покинул высокую орбиту и задействовал варп-двигатели.

Обитатели агрикультурного мира, поднявшие в этот момент взгляд, увидели, как на небе вспыхнула и вскоре угасла новая звезда. Один из этих людей, адепт Хлур, вознес благодарственную молитву Императору за то, что «гости» не забрали и его с собой, а затем вернулся к бесконечному перебиранию горы бумаг.

Глава вторая

Небо над Юмениксом потемнело. Весь мир-улей погрузился в вечные сумерки, освещаемые только слабым оранжевым заревом, исходящим от нагревательных вышек, и мерцающими, все сильнее тускнеющими люминосферами, выходившими из строя одна за другой с тех пор, как погибла планета. Над ульем Квинтус, служившим домом стремительно сокращающемуся населению, оседал жирный пепел костров, в которых сжигали мертвецов. Дым поднимался даже над разграбленными дворцами знати. Шум, стоявший в улье, разносился на километры вокруг — выли сирены на крышах танков арбитров, скрежетали, разрушаясь, подвесные туннели, по которым горожане удирали из очередной «горячей точки», грохотали взрывы, когда срабатывали бомбы, подложенные мародерами, или разбивались на импровизированных взлетных площадках перегруженные шаттлы.

И запах. В первую очередь, конечно, пахло дымом — да и могло ли быть иначе, если теперь хоть какой-то чистоты можно было добиться только огнем. Еще ощущался смрад разлившегося топлива. И пота перепуганных беженцев. Но было и что-то еще… сладкое, но отвратительное зловоние, от которого слезились глаза и хотелось зажать нос. Оно пропитало весь город — от чертогов блаженства до самого подбрюшья улья, до бесконечных служебных лабиринтов и золотых торговых залов. Оно просочилось на бесплодные пустоши, соединяющие города. Даже дикие животные и те пытались сбежать, почувствовав этот запах, понимая еще до того, как их души забирали зараженные равнины, что так пахнет смерть. И это была не одна из тех смертей, что регулярно посещали улей Квинтус.

Чума.

Одни называли ее белой смертью, другие — низовой оспой, третьи — духом гнили. Врачи, пытавшиеся выходить заболевших аристократов, придумывали для нее длинные, сложные имена на высоком готике. Но к тому времени, когда закопали покрытое кровавыми язвами тело старого губернатора Хугенштейна, а с ним и трупы всей его семьи и большей части прислуги, заболевание обычно называли просто «чума».

Никто не знал, чем ее лечить. Были перепробованы все способы — от полной замены крови для сверхбогатых граждан до народных средств, придуманных, когда город был еще юн. Не помогало ничего. Отчаявшиеся люди стали искать причину болезни, и теперь число безвинно сожженных за умышленное распространение инфекции и ведьмовство непрестанно увеличивалось. Когда чумные костры протянулись до самого горизонта, даже те, кого обошла болезнь, не могли чувствовать себя в безопасности. Никто не понимал, откуда взялась чума. И любой, кто пытался разобраться, только погибал быстрее.

Некоторым удалось выбраться. Офисам Администратума пришлось немало потрудиться, ставя печати на бумагах, чтобы спасти представителей высших эшелонов. Части владельцев мануфакторий помог свойственный их профессии обостренный нюх на неприятности, благодаря чему они вовремя приобрели себе места на отлетающих с планеты прогулочных яхтах и шаландах контрабандистов.

Другие могли сбежать, но не стали. Губернатор сделал самый благородный поступок за все свое правление, решив остаться в умирающем городе. Адептус Арбитрес даже не помышляли о том, чтобы бросить свою работу, и продолжили насаждать имперский порядок. Не покинули мир и проповедники Министорума, все так же возносившие молитвы в храмах, куда набивались отчаявшиеся и больные горожане. Но сотни миллионов людей, населявших многочисленные слои улья Квинтус, мечтали о том, чтобы им выпал счастливый билет на борт жалкой горстки эвакуировавшихся кораблей. Любое судно, способное вывезти с планеты мало-мальски значительное количество граждан, незамедлительно расстреливалось лазерами сил орбитальной обороны, надзиравших за соблюдением карантина над Юмениксом. Спастись удавалось только единицам. Остальное население было обречено.

Опасность, конечно, не останавливала крупные суда, которые все равно пытались улететь и оставляли потом в небе длинные полыхающие полосы — очередное знамение смерти для людей внизу. Но в городе были и меньшие по размерам корабли, способные проскочить мимо карантинной блокады. Отдельные космодромы все еще функционировали, и, как только проносился слух, что готовится очередной отлет, орды полумертвых жертв собирались вокруг стартовых площадок и ангаров.