Такого никогда не строили прежде, и никогда больше не построят. Тайны его сотворения пришли из времен до основания Империума Человека. Эта золотая громада создавалась инженерами, умершими задолго до того, как Император впервые объединил Святую Терру.
Многокилометровый, треугольного сечения корпус судна был усеян различным вооружением и куполами сенсориумов. Расположенные на паре распростертых крыльев направляющие пластины напоминали длинные позолоченные перья. Каждую плоскость покрывал прочный бронелист, а на каждом сочленении размещалось больше торпедных аппаратов и лэнс-излучателей, чем нес на себе любой из имперских линкоров. Вокруг сновало бесчисленное множество малых кораблей, ремонтных ботов и беспилотных разведчиков, а колоссальные двигатели, казалось, искажали само пространство мощью плазменного огня.
Украшающая носовую часть эмблема в виде сжатой руки, своими размерами превосходящая большую часть судов имперского флота, гордо заявляла, что судно принадлежит Имперским Кулакам — одному из самых прославленных Орденов космодесанта за всю историю Империума. Бледный свет звезды Кравамеш и мягкое свечение клубящейся туманности Сокрытой области играли на тысячах почетных знаков и эмблемах рот, размещенных на похожем на клюв носу корабля. Это судно принимало на борт Имперских Кулаков со времен Ереси Гора, и его похожая на силуэт орла тень падала на сотни миров, которые впоследствии содрогались под тяжестью мощного натиска космодесантников Ордена.
Это была Фаланга. Перед этой мобильной боевой станцией размером с город карликами казались не только корабли Имперского Флота, но и самые мощные боевые баржи любого из Орденов космодесанта. Она была, возможно, сильнейшим орудием разрушения во всем Империуме. Олицетворением права Человечества на жизнь меж звездами. И самым мощным оружием его был чистый ужас, внушаемый золотым орлом, расправляющим крылья в ночном небе над мятежным миром.
Сейчас Фаланга направлялась не на войну, но ожидавший ее конфликт был не менее суровым. В предстоящем ей испытании будет оценен сам дух ордена. Пятно на чести Имперских Кулаков будет смыто, а их возмездие будет таким же неотвратимым, как град огня из орудий Фаланги.
Никто из Имперских Кулаков не сомневался, что их миссия столь же важна для Империума, как любой из крестовых походов. В дело вступила Фаланга, а значит, Испивающие Души, без сомнения, погибнут.
***
— Ты пожалеешь о том, — произнес кастелян Имперских Кулаков, — что больше не можешь звать нас братьями.
Казалось, что кастелян занимает собой всю камеру, хотя она и была спроектирована с учетом габаритов космодесантников. Стены, покрытые позолотой и инкрустированные расположенными в форме созвездий бриллиантами и рубинами, символизировали путь Фаланги в бесчисленных крестовых походах. Выбитые в полу желоба сплетались в сложный орнамент. Даже устройство для отведения телесных жидкостей было выполнено в форме открытой руки. Его внешний вид перекликался с встречающимися повсеместно изображениями кулака.
Кастелян кивнул одному из служащих ордена через маленькое смотровое окно. Служитель, непримечательный бритоголовый человек в темно-желтой униформе, активировал несколько переключателей, и Перчатка Боли начала подрагивать от вливающейся в нее энергии.
В Перчатке Боли висел брат Кайон. Без брони и с торчащими из входных разъемов черного панциря пучками кабелей, уходящих в потолок. Внешним видом Перчатка Боли напоминала некоего странного моллюска, шероховатую, слизистую мембрану, покрывающую Кайона от шеи до лодыжек. Она подрагивала над кожей, словно пытаясь на ощупь определить форму тела пленника.
— Он, — произнес кастелян, обращаясь уже не к брату Кайону, — один из паствы. Его разум был сломан еще до того, как его доставили сюда. Я полагаю, мой лорд, что он либо расскажет нам все, либо окончательно лишится рассудка.
— Ты выполняешь поставленную задачу с рвением, благородный кастелян, — раздался голос из установленного в комнате вокс-передатчика. Голос зрелого, умудренного опытом человека, почти окончательно уставшего от многих знаний.
— Такая готовность взять в руки палаческий инструмент была бы греховной для любого человека, кроме того, кто облечен ответственностью, подобной твоей.
Кастелян улыбнулся.
— Для меня, господин мой магистр Ордена, это лучшая похвала, на какую я мог рассчитывать.
Воротник и края наплечников доспеха кастеляна были украшены зубцами, похожими на зубцы крепостной стены, а выпускные клапаны напоминали высокие стрельчатые окна или бойницы. Он был похож на передвижную крепость, даже поножи походили на пару башен. Лицо скрывало забрало из перекрещивающихся полос металла — опускная решетка, перекрывающая вход в олицетворяемую кастеляном твердыню.
Лицо Кайона покрывали шрамы. Казалось, что космодесантник лишился сознания, но на самом деле он лишь до предела сконцентрировался на собственноручно вырезанных на коже изображениях чаши. На покрасневшей коже головы белели и бугрились шрамы. Хотя остальная часть тела скрывалась в Перчатке Боли, кастелян знал, что на ней можно увидеть то же самое. Кайон был Испивающим Души. И запечатлел этот факт на собственной плоти.
