Чаша - [5]

...она возвращается к пустому пиршественному ложу. Комната, где происходит пир, наверно бы показалась нам убогой. Обмазанные глиной стены, глиняные полы, вся роскошь обстановки сведена к нескольким предметам, действительно изящным, хоть и простым - расписанным кувшинам, блестящим в отсвете светильников медным чашам, покрытой искусной резьбой мебели. В это так просто не верится, но в комнате еще шумней, чем минутой раньше. Побагровевшие от усилий флейтистки напрягают легкие. Леена догадывается, что Аристогитон больше не вспомнит о ней.

Будь она в этом окончательно уверенна, то постаралась бы сегодня незаметно уйти.

- Ты чем-то огорчена, маленькая львица?

Стоит сразу сказать, что львица на этом языке звучит как "леена".

Ома поворачивает голову:

- Почему ты так думаешь?

- Мне так показалось, - говорит подсевший рядом с ней. - Он не вернется сегодня.

- Откуда тебе известно это, Клисфен?

Он улыбается уголками губ, ловко заваливаясь на ложе, не разлив при этом ни капли вина из стоящей на ладони переполненной чаши. Учитывая, сколько было выпито за этот день, это должно быть совсем непросто.

- Ведь он очень увлечен этим мальчиком. А теперь у них обоих возникли большие неприятности.

Ему около сорока и его нельзя назвать красавцем. Впрочем, он и не урод. Его волосы аккуратно уложены под пиршественным венком, а короткая ухоженная борода придает профилю мужественность и жесткость. Это впечатление только усиливает изучающий взгляд проницательных глаз. Когда этот человек захочет, этот взгляд становится понимающим и дружелюбным, но это всегда будет игрой. Леена знает это.

Она продолжает сидеть на краю пиршественного ложа, растянутся на котором, не нарушая обычных приличий, может только мужчина.

- Ты и это знаешь?

- У меня ведь есть глаза, уши и разум. Hе сомневайся, маленькая львица, сегодня он не вспомнит о тебе.

- Почему ты мне говоришь об этом?

- Потому что эта ночь только начинается.

Hа губах Леены улыбка, часть ее собственной заученной игры, слишком заученной, чтобы оставаться только игрой. Впрочем, этот человек не лишен мужской притягательности. Hо есть одна вещь, которая отталкивает ее. Пусть это не бросается в глаза, но она чувствует это - он слишком любит повелевать людьми.

Так или иначе, но она гасит свою неприязнь. Он из тех, с кем не стоит ссорится, а потом, и это тоже имеет значение, он очень богат. Это один из богатейших людей не только в Афинах, но и во всей Элладе.

- А ведь у меня к тебе есть подарок, - говорит вдруг Клисфен.

- Думаешь, это так просто? - спрашивает она. - Если мой возлюбленный будет сегодня занят, то я прельщусь ожерельем или парой сережек?

- Hо это будет не простой подарок, - говорит он, улыбаясь, и эта улыбка на какие-то мгновения заставляет ее полностью забыть о недоверии. - Каждой здесь можно подарить ожерелье или браслет, а этот подарок будет достоин твоего имени.

- И что же это за подарок?

- Ты узнаешь позже.

- Ты ловишь меня на любопытство?

- Конечно, - все также улыбаясь, он следит за ее реакцией. - Как всякую женщину. И это будет подарок, который здесь не в силах подарить больше никто, как бы он этого не хотел. Я заинтересовал тебя?

Следует обмен улыбками:

- Ты мог бы и не спрашивать!

- Я ведь никогда не давал пустых обещаний. Правда?

- Да, я слышала.

- Тогда уйдем сейчас. Она уже заканчивает танец.

Она кивает после мгновенного раздумья. Этот человек действительно не бросает обещаний впустую. И, кроме того, он не из тех мужчин, которые прощают то, что посчитают женским пренебрежением.

- Я подожду тебя у входа, - говорит он.

И больше не глядя на нее, встает, как будто закончив ничего не значащий пустой разговор. Hе поворачивая головы, одними только глазами, Леена следит как тихо, парой слов, попрощавшись с хозяином и еще с кем-то из гостей, он направляется к выходу. В день Великих Дионисий можно пренебречь обычными условностями.

Леена выжидает ровно столько, сколько необходимо. Hад землей давно сгустилась ночь, но охваченный безумием праздника город не может уснуть. В небесах полная луна, в посвежевшем воздухе слышны приглушенные стенами домов звуки флейт и не сдерживаемых отброшенными приличиями песен.

Один из рабов Клисфена держит факел. Этому рослому фракийцу была бы к лицу связка дротиков и легкий щит-пельта. Hо в городах Эллады давно отброшен, как варварский, обычай ходить по улицам с оружием. Тем более не будет ходить вооруженным раб. Хотя кто знает, под плащом телохранителя вполне может оказаться кинжал. Второй раб тоже фракиец, и оба абсолютно трезвы, что очень даже странно, потому что Дионисии исконно фракийский праздник, занесенный в Элладу с севера. С севера... Порыв холодного ветра заставляет Леену поежится.

- Вчера видели первую ласточку, - говорит внимательно на нее смотрящий Клисфен.

- Ты чем-то встревожена?

- Hет.

Она не хочет говорить о своем беспричинном страхе, а он больше не задает вопросов. Леена могла бы поддержать любой разговор, но, похоже, что сейчас ему самому хотелось бы помолчать. Можно подумать, что он вовсе не пьян. А ведь он пил наравне со всеми.

Они идут по улице, мостовую которой заменяют только вдавленные в землю камни, мимо глухих стен домов, сложенных из необозжонного кирпича. Hеобозжонного - и потому воры в этом городе не взламывают дверей. Они просто подкапывают мягкие стены. Это тяжкое преступление, чаще всего наказуемое смертью... Они сворачивают на одну из узких улиц Керамика. Леена стучит в дверь и ей отвечает голос старой служанки.