Час волка на берегу Лаврентий Палыча - [20]

Тут она его и выгнала со скандалом.

В середине восьмидесятых на пике антиалкогольной войны с народом жил Дима возле Тишинского рынка и там была у него веселая компания, которая в пять утра на рассвете всегда собиралась у помойки с целью похмелиться, ибо именно к этому часу подходил туда человек по прозвищу "Орбита". Орбита в любую погоду одевал стеганую куртку, внутри которой под подкладкой были хитроумно вшиты несколько наполняемых водкой грелок, замысловато соединенные между собой шлангами, конец которых с малюсеньким краником прятался где-то в подоле. Клиенты, в пять утра у помойки собравшиеся, платили Орбите по десятке, тот прямо из подола наливал им по стакану водки и шел к очередным страждущим в следующий двор. А если его прихватывали менты, то усиленно хлопали по бокам в поисках водочной емкости и, естественно, не находя, отпускали с миром. Каждый раз, придя в редакцию, Дима столь смачно живописал рассветные посиделки возле помойки в ожидании Орбиты, что я заочно знал всех их участников.

Например, Звездочет. Работник какой-то обсерватории, старший научный сотрудник, астроном. Запил потому, что так много звезд на небе. Или

Брокгауз и Ефрон. Это был один и тот же человек, причем весьма тонкой и интеллигентной натуры, горячо любящий родной русский язык.

А звали его то Брокгаузом, то Ефроном, но чаще обоими именами вместе, ибо работал он в редакции Советская энциклопедия, составляя иностранные словари. Запил же когда прочел в нью-йоркском словаре русского мата, что столь емкие, точные, смачные, а главное столь разные русские слова "разъебай" и "распиздяй" переводятся на английский язык убогим irresponsible. Еще там был Бомбардир, бывший артиллерийский офицер. Однажды к ним в часть привезли орудие и сказали, что, мол, безоткатное, ну тот и поверил. Потом пальнул с него, а оно, блин, откатилось. Вот, он и запил.

Так жил-поживал бывший бразильский городской партизан до конца восьмидесятых годов, когда, вдруг, закодировался у гипнотизера, который внушил ему к алкоголю резкое отвращение. Посему жизнь свою значительно продлил. В июне 95, когда я впервые после отъезда в

Канаду вернулся домой, то, встретившись с Димой, даже не сразу его узнал. После семи лет трезвости лицо у него полностью потеряло кирпичный цвет. Он был исключительно элегантно одет, гладко выбрит, ухожен, пах дорогим французским одеколоном. Занимался серьезным бизнесом, регулярно мотался между Москвой и Сан-Паулу и носил в кармане вновь обретенный бразильский паспорт, гордо его демонстрируя. Я спросил, как поживают друзья-собутыльники с помойки возле Тишинского рынка, и оказалось, что всех до одного уже нет, сгорели от пьянства, поскольку вовремя не закодировались.

Нынче же Дима исчез, его никто не видит, но все говорят, что он снова пьет и даже еще хуже, чем раньше. Вот только сведения расходятся. Одни утверждают, что развязался он и запил в Москве, а другие, что в Бразилии. В общем, эмигрировал Димон в прошлую жизнь.

Другой же мой друг-коллега Артур Симонян полностью эмигрировал в свой новорусский бизнес и уже сто лет, как ни для кого не существует, а третий столь родной собутыльник Андрюшенька Староверов

– возьми да и эмигрируй в зазеркалье – помри. В тридцать семь лет.

Прекрасный, остроумнейший был человек. Давай, еще по одной, помянем его душу, не чокаясь… Светлая память!…

… Да… так и разбежались мы по своим углам. А когда-то все вместе были и огромную радость испытывали, просто друг с другом общаясь. И как смешно думать, что существовал некто по имени ЦК

КПСС, нам за эту радость общения еще и бабки платящий! Такая же простая мысль, что все мы, абсолютно все, от директора издательства, до последнего пьяного редактора и корректора, были просто-напросто паразиты, сосущие кровь из лобка нашего несчастного, многострадального народа, по моему, кроме меня, никому и в голову не приходила. Меня же, как раз, сия мысль нередко навещала. Мало того, честно тебе скажу, я, как раз, всё время об этом и размышлял. Ну,

"все время" – это вру. Однако, с бодуна, так всегда думал, клянусь.

А с бодуна я был часто. Но, вот, когда опохмелялся, то также сладко пил, ел, спал, валял дурака, как и мои коллеги, которые, независимо, кто по пьяне, кто с бодуна, искренне были убеждены, что всё должно идти, как идет, и думать тут не о чем.

Конечно же, Александр Лазаревич, тебе проще. Ты никогда не паразитировал на теле столь тобой любимого народа, а самоотверженно трудился на его благо с утра до вечера. И представить невозможно, чтобы ты, в те уже далекие годы, мог бы сказать самому себе, как я:

"Да я же паразит!" Ведь, ты не просто работал, а как вол пахал, добровольно замкнув самого себя в колючей проволоке Арзамаса-16.

Создавал самую могучую в мире бомбу, ибо обладание такой бомбой считал самым великим благом. Все народы мира в ужасе замирали, только издалека услышав, о твоих "изделиях", как ты сам их называешь.

Вот, только, Шурик, хочу я тебя спросить: сегодня ты так же, как и прежде, уверен, что точно работал во благо народа, а не во вред?

Сегодня, когда на нас всех обрушилась такая лавина информации, а от ваших изделий страна не знает, как избавиться. Со мной проще. Тут ответ однозначный. Да, пакостил, вредил, но в основном другим наивным и доверчивым народам третьего мира. А своему вред наносил минимальный. Ну, да, объедал я его, платили мне ни за что бабки из бюджета. Так, ведь, я их почти все, через винный магазин, обратно в бюджет и относил. Надеюсь, не надо тебе напоминать, что себестоимость водки – копейки, я же башлял за нее рубли и не малые.