Час ведьмы - [96]

Но в это Мэри не верила.

Она сказала, что у нее сильно болит левая рука, и попросила девушку проверить кур и принести дров. Кэтрин сняла с плеча сумку и повиновалась. Мэри тут же вскочила со стула и изучила содержимое сумки. Внутри были три новые ложки и сдача с тех денег, что Мэри дала ей на серебро, а еще носовой платок и перчатки. На этом все, больше ничего.

Что она ожидала найти: вилки, трезубые вилки, пестик, деревянный знак с пятиконечной звездой, который можно спрятать в ладони? Возможно. Но в сумке не было ничего подозрительного. В лавке не продавали трезубые вилки, но мысленно Мэри уже представляла, как матушка Хауленд тайно вручает ей парочку.

Она наверняка ошиблась — не насчет служанки. В своих подозрениях Мэри по-прежнему была уверена.

Она положила все вещи обратно в сумку и вернулась к шитью. Хорошо, думала она. Хорошо. Было бы слишком просто, найди она в сумке доказательства двуличности Кэтрин — ее сговора с матушкой Хауленд и Сатаной. Это еще не значит, что Мэри не окружает выводок змей. Она по-прежнему верила, что за вилками во дворе стоит Кэтрин и она же вырезала знак Дьявола на пороге этого дома. Мэри по-прежнему считала, что девушка желает ей зла: либо она считает, что по вине хозяйки погиб ее брат, либо видит в Томасе то, чего не видит Мэри, — и хорошо, если это только повышение по службе.

Что ж, пусть будет так. Пусть злокозненное дитя пытается уничтожить ее адскими заклятиями и символическим ядом. У Мэри есть настоящий. И очень скоро она им воспользуется.

31

Пожалуйста, расскажите нам, что вам известно о Мэри Дирфилд и ее склонности ко злу.

Замечание магистрата Калеба Адамса, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I

Ходить во время цикла неприятно, а Мэри уже много прошла вчера, когда следила за Кэтрин от рынка до матушки Хауленд. Однако на следующий день она все равно пошла к родителям. Отец был на складе, но она мило поболтала с матерью.

Уходя, Мэри уносила с собой две трезубые вилки, привезенные ими в Бостон, но которыми ее родители уже вряд ли когда-нибудь будут пользоваться. Она вытащила их из буфета, когда Абигейл и ее мать готовили чай, а Ханна снаружи мыла ночные горшки. Никто не видел, как она положила их к себе в сумку.

Придя домой, Мэри стала ждать. Ее переполняли покой и умиротворение, которые, как думала она, обычно приходят только к избранным.

Важно правильно выбрать время. Мэри боялась, что Генри будет волноваться, если долго не получит от нее вестей, поэтому поручила Кэтрин отнести Элеоноре Хилл льняной передник, который сшила сама, в качестве благодарности за корзинку с гостинцами: апельсинами, фигами и чаем. Настоятельно попросила Кэтрин сказать, что она зайдет к ним к концу недели, — этого будет достаточно, чтобы передать необходимые сведения. Элеонора наверняка расскажет о подарке племяннику, и он будет знать, что с Мэри все хорошо.

Теперь она стояла перед зеркалом и, как бы странно это ни выглядело, репетировала симптомы отравления. Вспоминала, что Констанция говорила ей о действии аконита, и открыла рот как будто в гримасе боли. Получилось неестественно. Актерская игра неслучайно оскорбляет Господа. Это баловство. Но Мэри вспомнила ощущения, когда вилка сломала кости ее руки, а потом эти кости ударили об угол ночного столика; она также вспомнила, что чувствовала, когда на нее лилась горячая похлебка. И она скорчила гримасу. Она делала вид, что ее рвет, размазывала слюну по губам, подносила руки к шее.

Она может это сделать.

Ей казалось ироничным, что вдова получает такую же часть собственности мужа, что и разведенная жена: одну треть. Она вытерла слюну с губ и с платья там, куда она совсем некрасиво стекла. Мэри покачала головой, вспомнив, сколько времени и сил она потратила на мужчин в ратуше. Одна треть собственности Томаса. В конце концов исход будет тем же.

По крайней мере, в этом мире.

А в следующем? Она полагала, что ей вряд ли суждено гореть в Аду, а это значит, что преступление ничего не изменит. На данный момент оно вообще не имеет смысла.

В тот день к ним заглянул преподобный Джон Нортон. Дела привели его в их округу, и Мэри стало неловко оттого, что у нее испачканы руки: она только что кормила скотину. Но, словно прочитав ее мысли, он заверил ее, что вряд ли Господь когда-либо насылал кару на пастуха за то, что у него ногти в грязи. Он извинился, что прервал ее занятия.

— Почему же вы решили к нам заглянуть? — спросила Мэри. Ей было тревожно. Она помнила, что у нее на уме, и порой ей казалось, что за ней пристально следит весь Бостон.

— Как раз сегодня утром я разговаривал с преподобным Джоном Элиотом, — ответил священник.

— И что же?

— Он очень высокого мнения о вас, Мэри, и рад, что нашлась женщина, пожелавшая заниматься с детьми Хоуков. А дальше? Индейские жены и их отпрыски?

— Мне хотелось бы этим заняться.

— У Элиота непростая работа. И когда я проходил мимо вашего дома, подумал, что стоит поделиться его радостью. Нам не суждено до конца понять пути Господни. Но я верю, что вы нашли свое призвание.

Мэри склонила голову.

— Хотите выпить чаю? — спросила она.