Час кошки - [17]

Несколько дней я безвылазно просидела в квартире. Я смотрела в зеркало на свое лицо, перемазанное помадой, что была на мне в тот вечер.

Через несколько дней ко мне вернулись человеческие ощущения, и я почувствовала страшную вонь протухшего в холодильнике мяса. Когда я открыла крышку мусорного ведра, чтобы выбросить туда мясо, мне сделалось дурно, и меня вывернуло наизнанку. Вымотанная до предела неукротимой рвотой, я швырнула в стену попавшийся мне под руку флакон с одеколоном «Брут». Одеколон был дешевый, так что флакон из пластика не разбился, только пробка слетела — и комнату заполнил сладковатый запах. Я вдохнула его — и завыла, как зверь.

Я вспомнила все. Я же потеряла Спуна! Мои душераздирающие рыдания были похожи на предсмертные стоны. Спун, ну куда ты ушел?… Я закружилась по комнате, ища следы, оставленные Спуном.

Пятно его спермы на простыне. Филиппинские лобковые вши, от которых мы долго пыталась отделаться, но так и не преуспели. Ну хоть что-то, хоть что-то! Я вывернула наизнанку его панаму, пытаясь обнаружить хотя бы один дорогой мне курчавый волосок. Зубная щетка. Аспирин. Я открыла баночку с вазелином и увидела след его грубого пальца. Когда ему хотелось возбудить меня особенно сильно, он всегда лез в баночку с вазелином… Обертка от сигаретной пачки. Он всегда открывал пачки с нижнего конца, срывая зубами целлофановую обертку. Половина дамского чулка, завязанного в узел на конце: Спун надевал его на голову, чтобы хоть как-то пригладить свои непокорные волосы. Надкусанное дешевое шоколадное печенье. Пустая бутылка из-под белого рома «Баккарди», который он хлестал прямо из горлышка. Стоя над этой кучей хлама, я ощутила чудовищную усталость.

Я легла и стиснула зубы. Что-то закончилось. Но что именно?

Наверное, мне следовало думать, что ничего и не было. Не было того, что исчезло.

Я начала громко стучать ложкой. Из-под закрытых век ручьем струились слезы. Мне вдруг стало страшно, что со слезами из меня вытекут все воспоминания о Спуне. Какое это чудесное слово — воспоминания! Как я люблю его! А ведь прежде оно ничего для меня не значило… У меня гениальный дар — утрачивать воспоминания. Я даже гордилась этим. Но теперь впервые в жизни у меня появилась собственность. Наверное, во мне еще живут соки его тела. Я так хочу этого. Хочу, чтобы они проникли в каждую мою клеточку, издавая сладостный запах. Перестав сопротивляться, я отдалась потоку жизни. Постепенно воспоминания осели на дно, отстоялись. Теперь я была заполнена кристально чистой водой, словно ничего и не было. Никто ничего не узнает. А я время от времени украдкой, чтобы никто не заметил, буду окунать палец в осевшие сливки и облизывать его. Вот тогда я впервые в жизни почувствую удовлетворение: «М-м… Как вкусно!»

В мире много рук. Все они одинаковой формы. Но я выберу из миллионов лишь одну пару — эти бесстыдные черные руки.

В мире много задниц. Но я-то знаю, какая из них способна сжать мою ладонь и не отпускать. Я полью ее шампанским, как это принято делать при отборе филиппинских проституток, и позову ее обладателя к себе в дом.

Спун начал просачиваться в меня. Он стал частью меня.

Я дотащила свое переполненное сладкой усталостью тело до кровати, накрылась одеялом. Все. Теперь мне не вырваться из призрачного мира галлюцинаций, в котором затаились чьи-то пронзительные глаза…

ИГРА ПАЛЬЦАМИ

Я всегда знаю, когда это приходит — когда вдруг теряют очарование милые прежде вещи. Перестает забавлять сконфуженная улыбка близкого человека, который нечаянно вывалил сахар в чашку с кофе, неуклюже тряхнув сахарницу с жестяным носиком, не радует и не умиляет древняя бутылочка из-под мускусного масла с полустершейся надписью, — словом, когда утрачивают прелесть подобные мелочи, бережно хранимые в сердце, значит, началась новая любовь. И теперь мои вкусовые рецепторы будут воспринимать только табачный дым, алкоголь и сперму очередного возлюбленного.

На первый взгляд это похоже на мучительную болезнь, но с возрастом начинаешь привыкать к подобному состоянию, как к отвратительному вкусу кофе, в который плеснули слишком много молока.

Все произошло потому, что я переоценила себя и оттого проиграла. Для посторонних это, вероятно, так и останется заурядной интрижкой. Вот и чудесно. Ведь если кто-то узнает, как все обстояло на самом деле, то лучше мне умереть. Все остальные воспоминания — дым, а любовные игры, которыми я увлекалась когда-то, просто детская глупость. Теперь я прозрела истину. Потому что узнала, что это такое — сгорать от желания. Я вожделела его — и ничего другого в моей жизни не существовало.

1

— Открой окно! — сказала я.

Ни малейшей реакции.

— Ди-Си, да открой же окно!

Из приотворенной двери ванной комнаты клубами валил пар, окутывая белым облаком мою постель. Мне даже послышался свист, с которым он вырывался наружу. Когда я проснулась, ресницы у меня были совершенно мокрые, как будто я плакала во сне. Ненавижу это ощущение! Причин плакать решительно нет, просто этот придурок Ди-Си опять напустил в комнату пару…

Я уже не раз устраивала ему разнос за то, что он, принимая душ, неплотно прикрывает дверь. У него привычка такая — париться до полуобморока. Сначала-то он дверь закрывает, как надо, но потом в ванной становится нечем дышать, и его так припекает, что он все-таки приоткрывает щелочку, негодяй! А сегодня, пользуясь тем, что я сплю, вообще не спросил разрешения. Просто кретин какой-то…