Час до полуночи - [15]

У Суходольского были брат и сестра. Капитан был старшим в семье. После него у родителей мог быть ещё один ребёнок, но случился выкидыш и Суходольский до двенадцати лет оставался для матери и отца единственным и любимым чадом. Затем в его счастливое детство вторглись крохотные орущие существа. Двойняшки — мальчик и девочка — развалили его уютный пряничный мирок, отобрали у него родительское внимание и любовь, лишили материнского обожания и отцовской заботы. Он навсегда запомнил образовавшийся вдруг в душе пузырь, состоящий из щемящей пустоты и тусклого одиночества. Этого он не простил никому — ни родителям, ни сестре, ни брату. Постепенно и незаметно он отдалялся от них, живя несколько отдельно от дружных и сплочённых семейными узами родственников. С каждым годом его взросления возникшая трещина между ними всё расширялась и расширялась, однако не достигла той катастрофичной ширины, за которой всякие семейные связи безвозвратно обрываются. В том, что трещина не успела превратиться в непреодолимую пропасть, не было заслуг ни кого-либо из близких капитана, ни лично Суходольского. Если бы катастрофа всё-таки произошла, он, капитан Суходольский, воспринял бы её с невозмутимым спокойствием. Удивительно, но сами кровные родственники никогда не замечали это трагическое отдаление-противостояние капитана остальным членам семейства Суходольских. Для них он оставался «мальчиком со сложным характером» (родители), «напыщенным снобом» (сестра) и «законченным эгоистом» (брат).

Той ночью капитан Суходольский остановил спидрейсера. Спидрейсеры были настоящей головной болью и постоянным кошмаром дорожной полиции города. Они злостно нарушали правила дорожного движения, устраивали несанкционированные гонки, незаконно форсировали моторы своих гравимобилей, устанавливали иммобилизаторы полицейских сканеров и глушители измерителей скорости, оборудовали мобили тонировщиками стёкол и номерными анонимайзерами, позволяющими скрывать государственные регистрационные знаки от электронного взора следящих видеокамер.

Спидрейсер мчался по улице, игнорируя установленный скоростной режим и нанесённую на дорожное полотно разметку. Его «raven.victory» просвистал мимо капитана серебристой молнией, сверкнув на прощание красными зрачками габаритных огней. Суходольский запрыгнул в патрульную машину и началась погоня. Спидрейсер гнал вперёд, не останавливаясь, капитан плотно висел у него «на хвосте», повторяя и повторяя в микрофон акустической системы требование сбросить скорость, прижаться к обочине и заглушить двигатель. Спидрейсер опасно маневрировал, обгоняя попутные гравимобили через двойную сплошную линию, выскакивал на полосу встречного движения и резко возвращался обратно, не давая Суходольскому опередить его и прижать к бровке. Капитан хладнокровно несся за ним, выбирая удобный момент для обгона. В конце концов ему удалось обойти «raven.victory» и задержать нарушителя.

Капитан Суходольский подошёл к остановленной им машине со стороны водителя, дождался, когда нарушитель опустит стекло, вытащил из кобуры табельное оружие и прострелил спидрейсеру голову.

Зачем он это сделал?

Осенний полёт невидимки (рассказ об одиночестве)

Когда Новогрудова выперли с работы, он залёг дома, как медведь в берлоге и принялся читать книги, прерываясь на еду, сон, вылазки в магазины и отправление естественных надобностей. Книг у него было много, неимоверно много. Переезжая от родителей в новоприобретённую квартиру, Новогрудов перетащил к себе всю семейно-домашнюю библиотеку, а её набралось на две трети советской мебельной стенки «Карьяла». Его книги заполняли стеночный книжный шкаф, антресоль и подшкафную тумбу. Открытые полки занимали книги, купленные его отцом, в бытность молодым человеком весьма увлекавшимся чтением. Постарев, отец уже ничего не читал, кроме газет и тощих журнальчиков мистической и околонаучной направленности. Начитавшись этой мутной и депрессивно-разлагающей макулатуры, отец подолгу терроризировал домочадцев пространными рассуждениями о загробной жизни, посмертном существовании духов, пещерных лазах в адскую бездну, неопознанном летающем хламе и уродливых пришельцах, озабоченных охотой на земных красавиц с неблаговидной целью — для принудительного межвидового скрещивания. Отдельной строкой в печатном каталоге отцовских предпочтений значилась газета «Советская Россия», от которой недалеко было и до газеты «Завтра», но эти издания отец просматривал с брезгливой усмешечкой, хотя и признавал уголовную ответственность так называемых «дерьмократов» в развале Советского Союза. Свою детскую малосознательную и взрослую сознательную биографию отец трудился сначала в колхозе, потом грузчиком на перевалочной зерно-мучной базе хлебокомбината и под конец мастером лущильно-дробильного цеха на местном фанерном комбинате. Комбинат строился в 60-х годах методом комсомольско-молодёжной стройки и выпускал несколько видов фанеры: от тонкой трёхмилиметровой до толстой полуторасантиметровой и сортовой, качественной и экологически чистой, отшлифованной до почти зеркального блеска. Сортовая продукция фанерного комбината вся уходила на экспорт — в соседнюю капиталистическую Финляндию. Финны — родственники отца (в широком смысле) по финно-угорской языковой группе народов жили не в пример лучше двоюродных советских соседей — сытно, богато, благоустроенно.