Дружная компания собралась в вестибюле отеля "КвазИ-Ундервуд". Здесь были Паттерсоны, Ула и Генрик, Хольмквисты, Сванте и Вильда, Бильдерлинги, Сиглинд и Берингар, Оулдриджи, Кристофер и Фэйт, Миккельспласы, Джоран и Сигрун. Чуть позже к ним присоединилась чета Смилянич, Дмитар и Ведрана, туристы из Хорватии. Смитар был отставной военный, сохранивший армейскую выправку, сухость жилистого тела и аристократические манеры полковника австро-венгерской службы. В вооружённых силах Югославии Смилянич дослужился до майора, в армии независимой Хорватии вышел в отставку генерал-майором. Воевал в гражданской войне — начинал с командира отряда самообороны, численностью в шестьдесят восемь человек, завершил службу в должности начальника штаба гвардейской бронированной механизированной бригады. Участвовал в операции "Буря" по ликвидации Республики Сербская Краина, был тяжело ранен, перенёс три сложных операции, долго восстанавливался, практически заново учился ходить, но не сдался и наперекор врачам, предрекавшим ему лишь частичное возвращение двигательных функций через полтора года изнурительных, на одной силе воли и непоколебимой вере в успех, тренировок уже не просто ходил, прихрамывая и опираясь на палочку, а спокойно пробегал многокилометровый кросс. В душе своей Смитар хранил тайну, которой не делился ни с кем. Он считал величайшей трагедией распад некогда единой страны и почти что боготворил Иосипа Броз Тито, сделавшего Югославию влиятельным и независимым игроком на международной арене. Восстановление СФРЮ — вот о чём мечтал отставной генерал-майор Смитар Смилянич. В отличие от генерала, его жена считала себя безусловным патриотом суверенной Хорватии. Её убеждения не были идейными, а произрастали на почве инстинктивной, самородной, рвущейся из глубины национальной души безрассудной любви к родине. Хорватия должна быть свободной потому, что Хорватия не может не быть свободной. И ещё потому, что об этом говорил прадед, усташ Анте Павелича.
Ко входу в отель подали арендованные "лендровер-дефендеры". С весёлым гомоном компания начала загружаться в джипы. Женская половина садилась в замыкающие колонну машины, оставляя мужчинам право возглавить конвой и прокладывать маршрут движения. Нанятые местные бои, отличающиеся местным же колоритным внешним видом и одеянием — кумачовые длинные юбки, плетёные сандалии, рубашки-гавайки с распахнутыми воротами, отполированные косточки в носах, тяжелые позолоченные серьги, оттягивающие мочку левого уха, бейсболки с обрезанными козырьками, кривые кинжалы, болтающиеся на широких кожаных поясах, патронташи крест-накрест, обязательные автоматы Калашникова за спиной и китайские солнцезащитные очки на глазах — укладывали в багажники имущество туристов. Кофры с одеждой и необходимыми в походных условиях принадлежностями, жёсткие футляры с винтовками и патронные коробки. Коробок было столько, что создавалось впечатление будто компания отправлялась не на африканское сафари, а на маленькую победоносную войну. Что, конечно, было неправдой. Большая часть взятых боеприпасов предназначалась хозяину ранчо, на чьих землях предполагалось вести охоту. Хозяин, потомок бурских поселенцев Капской колонии, правнук в каком-то колене бурского снайпера из Оранжевого Свободного Государства времён второй англо-бурской войны и сам бывший снайпер, служивший в Tracking Combat Unit — силах специального назначения армии Южной Родезии, по фамилии Форстер. Ранчо, или "Ферма Форстера" занимала территорию в несколько тысяч гектаров, на которой с разрешения владельца проводилось самое настоящее африканское сафари в колониальном стиле. Рекламные проспекты обещали массу незабываемые эмоций, комфортное проживание в охотничьих домиках, стилизованных под традиционные хижины, оснащённых кондиционерами и сопровождение опытными проводниками-следопытами, умеющими, кроме всего прочего, низко кланяться и говорить туристам "мбвана", прикладывая ладони к сердцу. Подобные туры устраивало Министерство туризма, но приезжали к Форстеру и другие гости. Они прибывали на ферму в частном порядке, минуя кабинеты чиновников, селились в хозяйском доме и занимались охотой наособицу, под бдительным надзором самого мистера Форстера. Ранним утром такая группа охотников садилась на лошадей и выезжала за ворота ранчо, предводительствуемая мистером Форстером в камуфляжном костюме и широкополой шляпе с загнутым слева полем, украшенной тремя ястребиными перьями. Тулью шляпы перехватывала широкая чёрная лента, в которую были вплетены львиные клыки. Мистер Форстер давал коню шенкеля и кавалькада, оставляя за собой пыльный шлейф, с гиканьем, улюлюканьем и богатырским посвистом мчалась вдаль. Скрывалась за поворотом в тучах кирпично-красной дорожной пыли. Обратно охотники возвращались поздно ночью, тихие и настороженные, воровато разгружали трофеи в хрустящих мешках, закидывали мешки на ледник и молча расходились по комнатам. Следующим днём мистер Форстер, одиноко сидя на веранде, как обычно, встречал восход солнца, куря трубку и попивая утренний кофе. Дом был пуст. Мистер Форстер не ждал гостей, но они всегда приезжали.