Чарусские лесорубы - [46]

— Испортил ведь, испортил! — покачал он головой и передал цепь Березину. — Говорил, ничего не выйдет, только испакостит цепь, а мне, не знаю за что, «строгача» посулили…

— Да погоди каркать! — сердито перебил его Березин. — Вот сходим, посмотрим, что получится в лесу, тогда и судить будем. А «строгача» тебе посулили правильно. Не будь самонадеянным, не зажимай рабочую смекалку. Шевелит рабочий мозгами — это самое важное. А ты за цепь ухватился.

И, отдав цепь пилоправу, Березин первым вышел из мастерской, большой, с длинным туловищем и короткими ногами. Начальник участка Чибисов, ездивший верхом на коне даже по Новинке, изменил своему правилу и тоже шел пешком, позади всех, если не считать ватагу мальчишек, которые мчались в лесосеку смотреть, какую такую новую цепь к пиле изобрел пилоправ Кукаркин.

Лесосечная лента, где решили испытывать цепи, находилась с краю делянки; пила лежала на пеньке, а свернутый кабель походил на клубок змей, пригревшихся на солнышке возле пня. Сняв заводскую цепь и поставив новую, переделанную Кукаркиным, Сергей не без волнения поднес пилу к очищенному от сучьев еловому хлысту. Пила, вздрогнув, легко и плавно вошла в дерево. Стоявшие вокруг люди не успели моргнуть глазом, как толстая ель, точно чудом, распалась на два кряжа. Ермаков торжествующе посмотрел на собравшихся.

— Вот это здорово! В двадцать раз лучше моей бензомоторки.

Березин крякнул от удовольствия, искоса посмотрел на Чибисова. Тот не выдержал его взгляда, ухватился за пилу, поднес к дереву, включил, хотел было придержать ее на весу, а она сразу утонула в бревне, проскочила насквозь, словно через мягкий каравай хлеба, и упала пильной рамой к ногам, прихватила штанину и разорвала. Не будь рукоятки на конце пилы, которая воткнулась в землю, Чибисову бы несдобровать. Подбежал Ермаков, выключил мотор. Начальник участка стоял бледный, растерянный.

Когда раскряжевали до десятка деревьев, парторг дружески положил руку на плечо Кукаркину:

— Расскажите, Кирьян Корнеевич, как вы додумались до этой вещи? — кивнул он на пилу.

— Как? Очень просто! — ответил пилоправ. — Испробовал я электропилы — вижу, идут туго, со скрежетом. Смекнул, в чем дело. У пильной цепи очень частые зубья. Когда пила врезается в дерево, опилкам в пазу некуда деться, поэтому они растираются в муку, забивают паз и пильную цепь. Моторчик у пилы маленький, она работает рывками, с натугой — не режет, а мнет дерево. Я решил облегчить работу пильной цепи и мотора. Вот смотрите на цепь: по краям у нее расположены режущие зубья, а в средине скалывающие. Я уменьшил количество тех и других зубьев наполовину. Пила стала сильнее и зубастее. Все это просто.

— Нет, не просто, Кирьян Корнеевич, не просто! — загорячился Березин. — До всего до этого надо было додуматься, раскинуть умом! Вы сделали большое дело. Теперь вам придется переделывать все пильные цепи.

— Переделаю, не трудно… А конструкторам напишите, чтобы они внесли поправочку в свои расчеты. Пусть и в других леспромхозах электропильщики работают легкими и зубастыми цепями.

Пилоправ достал свою табакерку.

— Может, понюхаете? — предложил он парторгу, открывая пробку у пузырька.

— Не занимаюсь, — отказался Березин. — Зачем вы нюхаете?

— Не могу не нюхать, Фетис Федорович. Работа у меня такая. С пилами возиться — надо острый глаз иметь. А у меня глаза как бы туманом застилает. Понюхаешь — глаза-то, вроде, и прочистит. Да и для мозгов полезно…

— Тоже прочищает?

— Прочищает, соображаешь лучше.

Обращаясь к начальнику участка, парторг сказал:

— Иди-ка, Чибисов, понюхай табачку ядреного. Тебе полезно будет.

— Я не нюхаю, — ответил тот, не поняв шутки. Чибисов был занят своей разодранной штаниной, которую пытался скрепить тонкой проволокой.

21

— Борис Лаврович, вам письмо! — входя в кабинет Зырянова, сказала секретарь-машинистка, держа перед собой голубой конверт.

— От кого, Машенька? — спросил замполит, не отрываясь от бумаг, которые просматривал с карандашом в руке.

— Не знаю, — ответила девушка, вспыхнув до ушей. Положила письмо на край стола и быстро вышла.

Письмо было от Лизы Медниковой, уехавшей на курсы электропильщиков. Неделю назад он отправил ей денежный перевод, послал свои собственные деньги, но в извещении сообщил, что это премия за образцовую работу на строительстве в Новинке.

Лиза благодарила за внимание. На многих страницах, испещренных мелким почерком, она писала Зырянову о своих переживаниях, о тоске, которая начинает порой овладевать ею. В такие минуты, доверительно писала она, хочется иметь рядом родного и близкого человека, поговорить с ним по душам, помечтать, пожать ему руку. Вспоминала про увлекательную прогулку на Водораздельный хребет, про медведя-музыканта, про восход солнца… Потом Зырянов получил от нее второе, третье письмо. Лиза подробно сообщала об учебе, о распорядке в общежитии, где они живут, о практической работе в лесу на опытной лесосеке. И вдруг она перестала писать. На отправляемые ежедневно письма Зырянов не получал ответа. Он не находил себе места, теряясь в догадках. Однажды зашел к Багрянцевым. Дома была одна Нина Андреевна. Зырянов сам не заметил, как рассказал ей о полюбившейся девушке.