Чародей - [115]

Мне кажется, человечество постоянно ищет перчатку, которой можно замаскировать железную руку Судьбы. Эти перчатки люди зовут болезнями. Мы, врачи, боремся с ними. Но стоило нам вроде бы совладать с туберкулезом, как он появился снова, еще сильнее, чем прежде; рак все так же косит людей; и СПИДу пока не видно конца. Человечеству нужно что-нибудь такое, чтобы навесить на него свой великий страх перед смертностью человека.

Я вспоминаю одну пациентку, которая со мной уже три года. Ее зовут Пруденс Визард. В ней живет какая-то бродячая болезнь – сперва обитала в спине, оттуда перебралась в левую ногу, потом в затылок, а сейчас разбила временный лагерь в правой руке. Пациентка испытывает настоящую боль, и эта боль ее уродует: сперва миссис Визард ковыляла, потом прихрамывала, потом ходила со свернутой набок шеей, а теперь утратила способность пользоваться правой рукой – даже вилку не может ко рту поднести. Кристофферсон с ней не совладала: как только больному месту чуть легчает от процедур, болезнь перескакивает куда-нибудь еще. Соляные ванны пациентке не нравятся: она говорит, что они сушат кожу, хотя этого не может быть, потому что Кристофферсон вымазывает на нее увлажняющий крем целыми банками после каждой ванны. Мои попытки проникнуть глубже симптомов и докопаться до того, что ее в самом деле гложет, потерпели неудачу. Все, что я могу, – это давать ей успокоительные – настолько слабые, насколько мне удается с ней сторговаться. Будь я хорошо информированным врачом XIX века – например, учеником Шарко, – я бы назвал ее истеричкой и забыл о ней. Но я так не поступаю. Почему она истеричка? Этому должна быть причина – физическая или умственная.

Ее мучает не «меланхолия монахинь, девственниц и вдов», ибо она не относится ни к одной из этих групп. По-видимому, она ведет вполне удовлетворительную половую жизнь, если только мистер Визард при нечастых визитах в ее интимную сферу не задевает очередное многострадальное больное место. Она равнодушна к сексу, но изначально придерживается убеждения, что «мужчинам это надо», а следовательно, это долг, который нужно исполнять. Оргазмы бывают, но не всегда. Питается хорошо. Любит вино. Денежных проблем нет (Визард работает в инвестиционном банке). С детьми отношения тоже хорошие, насколько это возможно для хронически больной. Непривлекательной ее не назовешь, одевается хорошо, читать не любит, но часто ходит в кино. Я предложил ей совершить некоторый экскурс в религию, забыв ту чепуху, которую ей вдалбливали в детстве. Теперь она ходит к Святому Айдану, и очень жаль, потому что она часто подстерегает меня после службы с рассказами о своих страданиях или сигналит мне через головы других прихожан, что переносит свою боль мужественно (с намеком, что пора бы мне ее и исцелить).

Разговаривать с Пруденс Визард об ананке бесполезно; судьба вряд ли убьет Пруденс посредством этой загадочной болезни. Пруденс – страдалица; именно таково значение латинского слова «пациент», о чем мне ежедневно напоминают. И ее страдания не поддаются никаким известным мне средствам. Может быть, эта боль в каком-то смысле дополняет ее характер? Ведь характер лежит глубже той области, которой занимается психосоматическая медицина, и именно он содержит ключ к излечению или дает силы мужественно переносить болезнь. Миссис Визард не очень мужественна; она, конечно, переносит болезнь, но при этом висит тяжким бременем на своем несчастном муже и последнем из сыновей, еще живущем дома.

У кого сильный характер? Кто пережил большое несчастье и поднялся над ним? Кристофферсон, конечно.

Ее история коротка. Медсестру-датчанку во время войны бросало по всему театру военных действий Европы, из одного госпиталя в другой, так что она никогда не знала, где в точности находится. Однажды темной ночью на фронте ее подстерегли четыре солдата армии союзников (молю Бога, чтобы это были не канадцы!) и изнасиловали. Кристофферсон выросла в образованной семье и из «Кандида» Вольтера знала, что изнасилование необязательно кончается смертью. Она поспешила принять меры предосторожности, чтобы предотвратить зачатие, но опоздала. Она решила родить этого ребенка (из моральных соображений). Она родила – после тяжелейших испытаний в оккупированной Франции, – но ребенок оказался гидроцефалом, и врачи заявили, что долго он не проживет. Однако назло медицинской мудрости ребенок не умер, более того, живет до сих пор – в больнице для таких детей, в Дании, и Кристофферсон его содержит.

Мне удалось немного помочь ей – как в медицинском плане, так и в финансовом, – и именно я посоветовал ей начать новую жизнь в Канаде. Она послушалась моего совета. Я снова нашел ее и был рад возможности работать с ней вместе. Я считал ее одной из своих пациентов, жертвой «дружественного огня», и лечил так же, как когда-то пациентов в отделении J, только использовал поэзию сортом выше. Сейчас она имеет скромный доход, ни от кого не зависит; у нее разносторонние интересы, но мужчины в их список не входят. Она свирепо верна мне, за что я очень благодарен. Она также ходит к Святому Айдану – поскольку была воспитана в Высокой лютеранской церкви и обычаи Святого Айдана кажутся ей менее странными, чем многим англиканам. Она – один из примеров моего успеха; и если бы не моя длительная связь с Нюэлой, я мог бы взглянуть на Кристофферсон другими глазами. Или нет? Не думаю, что она ответила бы мне таким же взглядом.