Чародей - [111]
В небольшом теле архидиакона, за невыразительным лицом скрывался неукротимый дух. Когда епископ намекал на необходимость пастырского упрека, Эдвин Алчин препоясывал чресла и выражал такой упрек, что доходило даже до самого толстокожего нарушителя. Эдвин Алчин получал удовольствие от подобных заданий, точно так же как и от некоторых весьма жестких действий финансового характера, выполняемых по долгу службы. У неисправного плательщика, вызванного к Алчину в его чрезвычайно строгий кабинет в епархиальном доме, не было ни единого шанса. Впрочем, Алчин крайне редко выдавал деньги церкви взаймы под ненадежный залог или вкладывал их в ненадежные инвестиции. Шутка «наш епископ – бессребреник, зато архидиакон – алчен» часто всплывала, когда об Алчине говорили за глаза. Но это несправедливо: Алчин не стремился к личному обогащению, зато в денежных делах церкви был жесток, требователен и безжалостен настолько, что даже среди банкиров – да что там банкиров, даже среди страховых инспекторов и сборщиков налогов такие попадаются редко.
Он не одобрял дела, творившиеся в приходе Святого Айдана, и спикировал туда в последнее воскресенье перед Рождественским постом, «заряженный на медведя», как говорили в Карауле Сиу.
Он не бушевал. Неприкрытый гнев иногда позволяют себе пастыри Римско-католической церкви, но англикане предпочитают ледяную улыбку, притворное добродушие и меч, спрятанный в пальмовой ветви. Взойдя на амвон, архидиакон сообщил слушателям, что желал бы привлечь их внимание к одному из краеугольных камней Церкви, о котором иногда забывают или пренебрегают им просто потому, что воспринимают как должное. Он говорил о Тридцати Девяти статьях, так скромно расположенных почти в самом конце молитвенника: в них сформулировано учение Англиканской Церкви Англии, неотъемлемой частью которой является Англиканская Церковь Канады. Конечно, Церковь не то чтобы страстно печется о догмах, но, как мы все понимаем, нужны какие-то правила, какие-то руководящие принципы, и потому – вот они. Каждому усердному прихожанину или прихожанке следовало бы перечитывать их раз в год – просто чтобы лишний раз проверить, не пренебрегают ли этими правилами, не затерлись ли они и не подверглись ли искажениям.
Это одна из причин, почему у нас в приходах существуют такие замечательные люди, церковные старосты; их работа заключается в том, чтобы следить за выполнением правил, даже если эти правила отчасти гибки. Церковь стоит на весьма демократическом основании, и за нами, служителями церкви, тоже кто-то должен приглядывать. Ха-ха. О, архидиакон умел пошутить с амвона!
Когда имеешь дело с правилами, так и тянет поискать способы их обойти. Такая изобретательность напрашивается сама, потому что человек – хитроумное создание и вечно проверяет границы на прочность, выясняя, как далеко можно зайти, при этом не нажив себе неприятностей. Разве все мы в детстве не поступали именно так? А в школе? Конечно да. Но мы узнали, что правила составлены с мудростью и любовью, людьми, которые тщательно их продумали, желая уберечь нас от глупых и порой опасных ошибок.
Глупые и опасные ошибки в церковных делах? Разве это возможно? О, очень даже возможно. И часто они проистекают из самых лучших побуждений – например, из любви к красоте. Красоте музыки – она удивительно действенна, когда используется в разумных пределах, но может легко соскользнуть за грань того, что сам Алчин именует концертированием: обольщение духа сладостными звуками, любимыми ради них самих, а не как вспомогательное средство для молитвы и надлежащего поклонения Богу. Разумеется, в обширной библиотеке церковной музыки множество такой, которая была сложена до Реформации, а следовательно, ее тексты написаны по-латыни. О, какое искушение – исполнять эти мелодии с этими словами, ведь они так прекрасны сами по себе и так сладостны для слуха понимающего латынь! Но… что же мы читаем в Тридцать Пятой статье? «Общие молитвы и таинства должны проходить на понятном народу языке». Ведь это искушение очевидно? Конечно да. Но разве оно простительно? Ответом может быть только решительное «нет».
(Именно в этот момент с хоров храма, где Декурси-Парри и его хор ожидали, когда придет пора петь мотет «Regina coeli, laetare» Палестрины по-латыни, раздался звук, подобный театральному грому. Это доктор Парри уронил на пол огромную стопку сборников гимнов – максимум, что он мог себе позволить, когда ему хотелось осыпать проповедника ирландскими ругательствами.)
Не смутившись подобными проявлениями строптивости, а даже вдохновившись ими, архидиакон Алчин перешел к цитированию проповеди № 6 из сборника общеупотребительных проповедей, «Против избыточного убранства». Достойное служение Богу, безусловно, требует приличествующих облачений для священнослужителей – чтобы сделать очевидным их сан и их отличие от паствы, чьими пастырями они являются. Но как легко соскользнуть в безумие украшательства, увлечения нарядами и избыточными церемониями, которые он не может назвать иначе как театральными. Разумеется, он ничего не имеет против театра. Лучшие его образцы не только развлекают, но и воистину назидают. Но мы знаем, что цель актеров – предстать теми, кем они не являются. А мы, разумеется, не хотим, чтобы наши священники представали чем-либо иным, кроме тех, кем они являются на самом деле – смиренными слугами Божьими, последователями смиренного Спасителя.
