Чапаята - [10]

Полковник смотрел на Бубенца с восхищением.

— Я понимаю, вам, господа, надо спешить в Николаевск, — сказал, закончив рассказ, Бубенец. — Не буду вас задерживать. Счастливого пути, господин полковник.

Не прошел Бубенец и ста метров от повозки, как там забухали взрывы и затрещали пулеметы. Весь обоз — с солдатами, пушками и снарядами — оказался в руках чапаевцев.

— Здорово мы, Иван Константинович, дали офицерам прикурить! — весело подмигнул Бубенцу Чапаев. — Будут знать наших!

Утром красные полки вступили в Николаевск. И после этой победы уездный центр, в котором родилась прославленная дивизия, стал именоваться в честь любимого героя чапаевцев городом Пугачевом.

АДАМ ФУНТИК

С малолетства его все Ваняткой-батрачонком звали. Ваняткой до самой гражданской был. А уж потом Адамом окрестили. Почему? Ну, это потом. Спервоначалу скажу, почему Фунтиком прозвали.

Был Ванятка с самого рождения хил да мал. Ну ростом-то еще туда-сюда, год от году немного, да тянулся. А в тело никак не мог войти. Как перышко легок был! По этой самой причине и прозвали Фунтиком. Прежде, при царе еще, было б тебе известно, клалась на весы гирька — фунт. По нынешним-то временам в ней и полкило не наберешь. Так и пошло: Фунтик да Фунтик. Это вроде фамилии стало. И когда в Красную гвардию записывался, сам себя так и назвал. «Иван, — говорит, — Фунтик».

Хоть и был Ваня телом жидок, но волю имел крепкую. Без постороннего пособления грамотность постиг и слыл промеж нас, чапаевцев, главнейшим сочинителем писем, а еще — заправским артистом.

Спервоначалу ему, как человеку образованному, роли красных командиров играть доверялось. Да только не вышло из этого ничего. Ну никакой у него видимости командирской. Ни шашка, ни папаха, ни усы подрисованные не спасали. Фунтик фунтиком и оставался. Голос тоже какой-то несолидный. Сместили его, значит, с командирских ролей. Ну какой это командир, ежели над ним все потешаются, животы надрывают?

Дали ему, значит, новое назначение по части актерства — беляков изображать. Старается Фунтик. Офицеров белых изображает. И опять — как появится, так хохот. И опять начальство недовольно. Враг, мол, должен в красноармейских душах ненависть пробуждать, чтобы посмотреть спектакль — да прямо в бой, а тут — сплошная комедия.

Перевели Фунтика на разные клоунские роли, и все сразу на место стало. Смейся, сколько хошь, — не жалко. Особо хорошо у него шут один при короле удался. Тут уж полный простор выдумщику. Делай, что умеешь, никто не осудит: хоть язык публике высовывай, хоть через голову кувыркайся, хоть шиш королю кажи. Все смешно. И вроде все довольны: и народ и Фунтик.

А играли-то как. Сидит артист на позиции, палит по казаре, и вдруг приказ: «Вечером концерт в городе для местного населения. Срочно в штаб дивизии». До штаба, бывало, верст десять-пятнадцать. Хорошо, если попутная машина или лошадь есть. А нет, значит, так топай. Ну, Фунтику в тот раз повезло. Машина интендантская попалась. Продовольствие на передовую привозила. Весь груз в кузове — Фунтик да мешок с жареными тыквенными семечками. Какой дурак его со склада на фронт посылал, и сейчас не пойму. Командир полковой, когда увидел, что привезли, от злости аж взвился.

— Это, — кричит, — вредительство. Кто это захотел нашу бдительность усыплять? Чтобы духу тут этих семечек не было.

А шоферу что? Взял да и назад — в кузов.

Едут, значит, степью шофер да Фунтик. А жарища — не приведи господь. Рубаха к телу приклеивается. Дышать нечем. И тут вдруг мост через речку. Место райское. Водица меж камней журчит. Кустики тень отбрасывают. Уговорил Фунтик шофера остановиться.

— Давай, — говорит, — обмакнемся по разику.

А тот парень — щеголь да чистюля. Увидел, что с берега лягушки в воду прыгают, наотрез отказался:

— Чтобы я с этими образинами бултыхался? Ни за что! Купайся один.

Фунтик стянул с себя все, что на нем было. Бросил белье под ноги и нырнул в воду. Стал переплывать реку. Когда возвратился, глядь, возле машины три казака на конях. Фунтик спрятал голову в камыши. А что предпринять — не знает. Вылезать? Заметят — башку отсекут. Голым родился — голым и умрешь…

Казаки тем временем спешились. Один, усатый, начал шофера клинком стращать. Фунтику его в полный рост видно. «Эх, — думает, — пальнуть бы! Не промахнусь!» Да винтовку, как на грех, в машине оставил. Положение похлеще шутовского…

Казаки приметили в мешке тыквенные семечки и страшно обрадовались. Целыми пригоршнями стали грабастать. Усатый тоже соблазнился. Отвел саблю от шофера, запустил лапу в мешок.

И тут Фунтик сказал себе: «Самое время… Либо пан, либо пропал!»

Выскочил он быстренько из воды, схватил камень на берегу. И в чем мать родила двинулся на неприятеля. Вскинул руку над головой. Заорал истошным голосом, громче, чем театральный злодей:

— Разбегайсь! Гранатой укокошу! — И кивнул головой назад, в кусты, будто там еще кто-то прячется: — Не спешите, товарищи! Сам управлюсь!

Казаки обомлели: наступает на них само подобие смерти — сухореброе и нагое. Кого хошь страх проймет! А тут еще граната в руке… Струхнули, к лошадям бросились.

Голехонький Фунтик — за ними. Камнем размахивает и кричит, как на собак: