Чахотка. Другая история немецкого общества - [51]
В 1913 году 23-летний Альфред Хеншке грандиозно заявил о себе в обществе своим первым стихотворным сборником «Утренняя заря! Клабунд! Занимаются дни!» Это были юношески-нахальные стихи в стиле вагантов и в традиции Франсуа Вийона. Эти стихи сделали его знаменитым.
Свой творческий псевдоним — Клабунд — молодой поэт составил из двух слов: Klabautermann>[654] и Vagabund>[655]. Его псевдоним теперь более известен, чем всё, что он написал, а творил он с невероятной скоростью. Зачастую это сказывалось на качестве его произведений, некоторые из них выходили поверхностными, сырыми, как будто незавершенными. Его друг Готфрид Бенн однажды ядовито заметил, что «проворный» Альфред Хеншке «клепал стихи, как кролик свое потомство»>[656].
Клабунд одинаково самозабвенно, пренебрегая своим здоровьем, бросался и в творчество, и в отношения с женщинами — танцовщицами, певицами, девушками с сомнительной репутацией, молоденькими пациентками санаториев, пока лечился от чахотки. «Я люблю их всех, всех», — писал он в своих стихах>[657]. Один их друзей назвал его как-то «любовным конвейером», Клабунд же отвечал, что сожалеет лишь о тех глупостях, которые не успел совершить>[658].
Хотя Клабунд внешне совсем не напоминал Казанову, он с поразительной легкостью покорял женские сердца. Он был тонок, хрупок, даже нежен, всегда элегантен, коротко стрижен, бледен и меланхоличен, носил очки в толстой роговой оправе, голос имел особенный, тихий и слабый. При этом он был смел, дерзок, нагл, но более всего очаровывал своей трогательностью, скромностью, вежливостью и добротой. А еще печальной потерянностью. По словам актера Эрнста Кифера, Хеншке «был окружен аурой галантности»>[659].
В 1914 году Клабунд, как многие из его поколения, хотел идти добровольцем на войну, но в армии не нашлось применения для легочного больного. Последнее решающее обследование Хеншке прошел в январе 1916 года. Пока в Европе бушевала Первая мировая война, Клабунд в санатории сражался с чахоткой.
В 1916 году, после многочисленных пребываний в разных санаториях, Клабунд впервые попал в Давос. Здесь поэт, до сих пор сочинявший патриотические солдатские песни, сделался радикальным пацифистом. Но прежде всего он предписал себе свою собственную терапию против медленного умирания: творчество, творчество, творчество. И, разумеется, флирт с пациентками санатория, которые не могли противиться его утонченному шарму.
Давосский пансион «Штольценфельз» стал поэту вторым домом, новой родиной. Он возвращался в Давос всё чаще и оставался там всё дольше, подружился с супругами Пёшель, владельцами пансиона. В своем саркастическом рассказе «Болезнь», написанном в Давосе в феврале — марте 1916 года, он вывел супругов под именами Пневмо и Торакс. Рассказ повествует о писателе Сильвестре Глоннере и его поклонении умирающей актрисе Сибилле Линдквист. Здесь все смирились со своей обреченностью и не пытаются избежать смерти.
История начинается с вопроса: «„Так вы приехали сюда, чтобы умереть?“ — „Зачем же еще?“ — переспросила Сибилла»>[660]. Экспрессионистский текст Клабунда в буквальном смысле — траурно-похоронный. Его короткие, лихорадочно меняющиеся, перехлестывающие друг друга циничные эпизоды в одинаковой мере проникнуты и отчаянием, и жаждой жизни. «„У меня больше нет одного легкого. От другого остались три четверти. Я умираю. Я уже наполовину мертва. Живы еще мои губы. Я так боюсь одиночества. Поцелуйте меня!“ Кокотка с головой старухи, с дурным запахом изо рта, который она пытается заглушить тяжелым парфюмом, скакала вприпрыжку по променаду. За ней, задыхаясь и кашляя, едва поспевали два молодых элегантных господина»>[661].
В другом эпизоде рассказывается об учителе старших классов, страдающем от туберкулеза кожи: «От него отвратительно пахнет, другие гости то и дело на него жалуются. А мне нравится этот запах, запах разложения. Однажды ночью санитары тихонько вынесут его из пансиона, а наутро объявят, будто он уехал. В такие ночи я всегда просыпаюсь. Я разглядываю каждый труп весьма внимательно»>[662].
Черный юмор Клабунда играет разными оттенками: от макабрического и легкомысленного и до безрассудно-дерзкого. Когда в Давосе праздновали фашинг — карнавал накануне Великого поста, — Клабунд устроил в пансионе «Штольценфельз» маскарад, был его распорядителем, делал плакаты из фотоколлажей, инсценировал открытие, написал стихи. В дадаистских приглашениях на вечеринку поэт объявлял о программе безо всякого почтения к болезни и больным: «Бацилловый вальс» и «Всеобщий хор с резекцией ребер», бег в мешках, победителю в награду градусник, «Лихорадочно-температурное танго», плата за вход — «5 бацилл!»>[663]. На праздник допускались только те, кто мог предъявить доказательство своего туберкулеза>[664].
Именно среди бесчисленных стихотворений Клабунда о болезни и смерти и находятся его лучшие творения, одновременно нахальные и исполненные меланхолической грации. В стихотворении «Давосский бар» поэт пишет: «Туберкулой выплясывает некто, / чирикает крылами черный фрак <…> / Мечтает юноша о дали эфемерной, / Из‐под его жилеточки глядит / Прореха ужасающей каверны, / В ней ночь, как пальма южная, дрожит»
