Цезарь в тесте - [12]
— О! Как вкусно пахнет! Ты что, Столик, новый освежитель для туалета купила?
Но, тем не менее, сразу побежал на кухню, а не в «уголок уединённых размышлений». И ну шарить по кастрюлям! Затем застыл над супом, закачал головой с закрытыми глазами и сладко застонал:
— У-у-у! Столичка, что это?
— Суп с фрикадельками.
— Так это ж мой любимый супчик!
— А ты вчера говорил, что твой любимый — с грибами.
— Когда я голодный, Столюнчик, у меня любой суп любимый. А фрикадельки настоящие?
— В смысле?
— Ну, из мяса?
— Конечно, а разве они другими бывают?
— Бывают. Врикадельки называются. Шурупкин иногда нам готовила. Или теста намешает с овощами, или какого-нибудь мясозаменителя положит.
— А это ещё что такое?
— Лёгкое или вымя. Брр! — юный гурман так брезгливо скривился, что меня саму затошнило.
Но он уже открывал следующую посудину. На этот раз он просто застыл с открытым ртом.
— Макароны по-флотски, — пояснила я.
— Ну, Столица, тебе надо памятник поставить!
— Вот умру — поставите.
— Столя, не умирай! — вцепился в меня мальчишка. — Кто нам тогда есть будет готовить?
— Ладно, ещё поживу, — согласилась я. — Давай, мой руки и — за стол.
— А зачем их мыть?
— Как зачем? Ты же кушать собираешься.
— Так я же ложкой.
— А хлеб? — нашлась я.
— Макароны с хлебом?! — изобразил удивление наглец.
Эти современные дети часто ставят меня в тупик. Я, выросшая в сплошных запретах, даже и не задумывалась над их смыслом. Нельзя, так нельзя. Надо, значит, надо. А, оказывается, в половине из них нет здравой логики.
— Так, бегом в ванную, иначе ничего не получишь! — проявила я диктаторские наклонности.
Данька мигом смотался к рукомойнику и уже через минуту аппетитно чавкал набитым ртом, умудряясь при этом издавать звуки восторга. Честно говоря, нет для повара лучшей награды, чем созерцать, как его блюдо уминают с таким удовольствием.
Вскоре пыл его поугас, и он, как пиявка, отвалился от стола.
— Всё. Переполнился. Спасибо, Столюнчик! Пойду на кровать. Посижу немного… на спине.
Он вышел в коридор, и тут в квартиру влетела Тоня.
— Ой, чем это таким вкусненьким пахнет?
— Это Столя купила дезодорант для туалета, — пояснил противный мальчишка.
— Умираю от голода! Дайте хоть что-нибудь перекусить!
— Есть бельевая верёвка и медная проволока. Что предпочитаешь? — продолжал вредничать Данька.
— Отцепись! — рассердилась девочка. — Сам уже, небось, натолкал полный живот. Вижу, вижу, вон пупок выпирает через рубашку! — И уже обращаясь ко мне, спросила:
— Столичка, есть что-нибудь покушать?
Я, улыбаясь, кивнула ей. А наеденный Данилка менторским тоном произнёс:
— Иди сначала в ванную, помой руки, а потом уже на кухню.
Сказано: сытый голодного не разумеет.
Потом настала очередь семейной пары. Они явились вместе, Влад заезжает за Шурочкой на работу. Было слышно, как они возились у двери, снимая обувь, затем заглянули на кухню.
— Ой, Столичка, ты дома! — радостно воскликнула Шурупёнок. — Классно! Значит, покушать что-то есть?
— Конечно, — сказала я.
— А мы думали, — пробасил Влад, — ты, как всегда, где-то шатаешься и купили на всякий случай пельмени.
— И яиц, — добавила его жена.
— Вот и хорошо, — успокоила я их, — будет неприкосновенный запас. Может, когда-нибудь пригодится.
А про себя подумала, что, судя по развивающимся событиям, это «когда-нибудь» наступит очень даже быстро.
Вскоре мои молодые, постанывая от удовольствия, поглощали обед. Первым справился Влад, мужчины ж вообще-то не едят, они заправляются.
— Всё, Шуруп, — сказал он, вытирая салфеткой жирные губы, — если ты не научишься так готовить, я тебя брошу и женюсь на Евстолье.
Шурочка, разморенная работой и горячим супом, тупо уставилась на своего мужа-предателя и от растерянности заморгала глазами.
— Вспомни, какой гадостью она нас кормила, — продолжал безжалостный обличитель. — Самое лучшее, что у неё получалось, так это — пирожки с ливером. Да и то, они были куплены у случайной бабки на базаре. А сейчас, смотри, научилась. Значит, можно, если нужно?
— Я её научу! — вступилась я за парализованную мужской непостоянностью молодую женщину.
Влад милостиво согласился немного подождать и, таким образом, я спасла сразу две семьи, одну от разрушения, а другую — от создания.
Поздно вечером приползла с работы уставшая Надежда. И все домашние собрались на кухне, чтобы просто побыть с мамой, пока она кушает и никуда не спешит. Надя принимала пищу не торопясь, откусывая хлеб мелкими кусочками. Так красиво есть могут только женщины. Вспомните, как восхитительно элегантно обращалась со сдобной булочкой кавказская пленница Нина, и с каким умилением смотрел на это Вицин.
Сказав «все домашние», я имела в виду действительно всех. Пирамида на правах своей кошачьей свободы умостилась у мамочки на коленях. Мяус тёрся об Надеждины ноги. А наши собаки сидели клином. Впереди Тамик, а сзади мопсихи Жуля и Лада, и стаффордширская терьерица Стрейчел. Неотрывно следя за движениями хозяйки, они в унисон двигали головами. На руках у Дани и Тони были хомячки, и — вы не поверите! — зелёная Герпруда тоже прискакала сюда. Настоящая семейная идиллия!
И когда все разошлись, Надежда подошла ко мне и, обняв, сказала:
![Когда я брошу пить](/storage/book-covers/be/be7b30f88a9138fa09e670e49c41e22edcc2a698.jpg)
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
![Тридцать восемь сантиметров](/storage/book-covers/65/65f090e9f353f78be52469bd582b440940654018.jpg)
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
![Аберистуит, любовь моя](/storage/book-covers/d1/d10c35700e6b6099027727fa3f754bba9101df76.jpg)
Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.
![Виртуальные встречи](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Парабеллум по кличке Дружок](/storage/book-covers/c0/c0d4ce4180072013db2220d9a4f709e56e15c2dc.jpg)
Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.
![Любовь не картошка!](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».