Цейтнот - [37]

Румийя, увидев Фуада, сдержанно улыбнулась. Он тоже улыбнулся ей: «Добрый вечер». Она почти безразлично бросила: «Добрый вечер!» И прошла мимо, не остановилась. Он тоже не остановился. Охотник ничего не ответил на его приветствие. И тут он вдруг сказал себе: «Фуад, Румийя должна стать твоей! Она должна стать твоей женой. Да, Румийя станет твоей женой, несмотря на то что она и Охотник будто бы созданы друг для друга, несмотря на то что они столь счастливы сейчас! Ты отберешь Румийю у Охотника! Отберешь! Отберешь! Отберешь!»

Как? Когда? Каким образом? Фуад не представлял себе этого. Тем не менее в ту минуту он твердо знал, что Румийя станет его женой. Он даже пожалел немного Охотника, посочувствовал ему…

Касум молча вел машину, сосредоточив внимание на дороге. Стрелка спидометра замерла на цифре «100»… Фуад размышлял: «Время показало, что даже самые, казалось бы, неосуществимые, несбыточные желания могут стать реальностью. Время… Время… А что это, собственно, такое — время? Вот иногда говорят: время — это вечно текущая река. Считают: прошлое — то, что безвозвратно прошло, будущее — то, что, возможно, будет. Возможно! Нет, время — это нечто стойкое, недвижимое, застывшее. Время не изменяется, изменяемся мы, люди, шагающие из Прошлого в Настоящее, из Настоящего в Будущее. Прошлое существует всегда, неизменно находится на одном и том же месте. Точно так же, как и Будущее. Будущее тоже существует всегда, со всеми своими событиями, происшествиями, перипетиями. Оно, это Будущее, существует в неизменном виде и ждет нас, ждет, когда мы придем к нему. И в тот момент, когда я встретил Охотника и Румийю на улице, уже существовала и их разлука, и мое обручение с Румийей, и смерть Бильгейс, и рождение Первиза и Джейхуна. Все это уже ждало нас. Уже тогда события были точно, неизменно предопределены. И вот, возможно, в ту ночь Будущее на мгновение открылось мне. Никто не ведал об этом Будущем — ни Бильгейс-ханум, ни Охотник, ни Румийя… Никто… Только я один и еще… быть может, Шовкю…»

Глава восьмая

Он знал, когда у Румийи день рождения. В кабинете Шовкю на стене висел большой календарь. Три даты на нем были обведены красными кружочками: дни рождения Шовкю, Бильгейс-ханум и Румийи.

И вот настал этот день. Он знал расписание ее занятий в институте. Первая лекция начиналась в одиннадцать тридцать. Значит, в одиннадцать Румийя должна была выйти из дома.

Фуад купил на базаре большой букет красных гладиолусов. Деньги взял у Аси. Сейчас, когда Фуад вспоминает это, ему делается нестерпимо стыдно. Разумеется, деньги он взял у Аси под другим предлогом, наврал ей что-то. В половине десятого подошел к дому Шовкю, позвонил из телефонной будки. Трубку взяла Румийя. Он сказал:

— Румийя-ханум, от всего сердца поздравляю вас с днем вашего рождения!

— Спасибо, кто это?

— Фуад.

— A-а, Фуад…

Вышла пауза, затем он сказал:

— Прошу вас, Румийя-ханум, подойдите через две минуты к лифту.

— К лифту? — удивилась она. — А зачем? При чем здесь лифт?

— Очень прошу вас, — повторил Фуад. — Ровно через две минуты.

Он повесил трубку, пересек улицу, вошел в их подъезд. Начал внимательно прислушиваться. Когда с третьего этажа донесся звук открываемой двери (двери их квартиры), он поставил корзинку с цветами в лифт (корзинку он купил в цветочном магазине), сам вышел и, протянув снаружи руку, нажал кнопку третьего этажа. Дверцы лифта автоматически закрылись, лифт пошел вверх. Фуад знал: на третьем этаже лифт остановится, дверцы сами собой распахнутся, и Румийя увидит в пустом лифте корзинку с гладиолусами, ей предназначенными.

Конечно, он мог бы и сам подняться в лифте, лично вручить цветы Румийе, но ему хотелось в этот день действовать как-нибудь оригинально, необычно и этой необычностью произвести впечатление на Румийю, поразить ее воображение.

С третьего этажа донесся голос новорожденной:

— Фуад, Фуад!

Он не откликнулся, вышел из подъезда и отправился в институт на занятия. Полдня прошло в томительном ожидании. Но он не обманулся. Случилось так, как он и предполагал. Шовкю прислал в институт своего секретаря, который разыскал Фуада и сказал ему, что вечером он непременно должен быть в доме Шовкю.

Какой это был несчастливый для него день! Каким униженным, ничтожным чувствовал он себя в тот вечер! Опять пришлось взять деньги у Аси. Он купил Румийе подарок — набор серебряных ложек.

Румийя вежливо улыбнулась ему:

— Ну, зачем еще и это?! — Глаза ее оставались равнодушными, холодными. — Вы ведь уже сделали мне подарок утром — прислали цветы в лифте.

Это была первая и последняя оценка необычного поступка Фуада. А он-то воображал, что Румийя весь вечер будет рассказывать гостям о его оригинальном способе делать приятные сюрпризы. Увы, про цветы в лифте она больше не вспоминала. Все ее внимание было сосредоточено на Охотнике, на других гостях, на всех, кроме Фуада. Пришло много молодых людей. Все смеялись, болтали, танцевали. Все! Кроме Фауда. Фуад чувствовал себя стесненным. Молчал. Ему казалось, все думают, глядя на него: «Откуда взялся этот угрюмый тип?»

«Думают, наверное, — размышлял он, — я молчу потому, что не владею хорошо русским языком».