Цена золота - [3]

— Вилен, посмотрите на ее шею!

— Вижу… — ошеломленно прошептал он.

На шее у пумы висела желтая цепь со сверкающими подвесками.

— Неужели золото?

«Значит, это ручная пума, и принадлежит она гуани, — подумал я. — Вот почему мы не слышали собачьего лая. Стадо, видимо, вместо собак охраняет пума». Я вспомнил, что когда-то читал подобные рассказы о пумах, но считал их досужим вымыслом.

И вот — убедился. Впрочем, убедился ли?

Я сделал шаг в сторону зверя. Пума подняла голову и зарычала.

Я шагнул в другую сторону. Пума успокоилась.

— Она охраняет стадо и не хочет, чтобы мы приближались к нему, — сказал я.

— А где же ваше «видимо»? — съязвил Вилен.

Да, на этот раз я высказал мысль в категорической форме, свойственной Вилену, а не мне.

Я сделал вид, что пропустил мимо ушей замечание Вилена, и предложил:

— Придется сделать крюк по лесу и обойти стадо.

— Если и в других местах нас не ожидают такие…

— Посмотрим. — Я шел, кося глазом на пуму.

Она не двигалась с места, глядя вослед нам.

— Представляю, каких пакостей можно ожидать от этих гуани, — сказал Вилен, протягивая мне ружье. — А вы считали их миролюбивыми.

— Считаю, — поправил я его.

— «Миролюбивые» богачи, которых вместо собак охраняют пумы с золотыми цепями? Что-то не верится в их добродетели…

Я не стал спорить с ним. Не место здесь для споров и не время.

Мы прошли совсем немного, и впереди сквозь редкие деревья заблестела вода озера. Стараясь держаться подветренной стороны и прячась за деревьями, мы подобрались к самому берегу.

Озеро было подковообразным и довольно большим, не меньше полукилометра в самой узкой части. В него впадала речушка. Вода в озере была удивительно синей. На противоположном берегу мы увидели аккуратные домики, похожие на коттеджи городов-спутников. Только сложены они были не из кирпичей, а из гранитных плит. Дома располагались полукольцом вокруг площади. Напротив нее виднелась деревянная пристань, невдалеке сновало несколько лодок.

Со стороны поселка до нас доносились звуки дудок, протяжное пение. Затем показалась процессия. Во главе ее шло несколько жрецов в ярких тюрбанах из птичьих перьев. За ними воины несли носилки. То, что находилось на носилках, было трудно разглядеть, так оно сверкало и горело в лучах восходящего солнца.

— Там — золотые истуканы, — поделился я догадкой с Виленом. — Сейчас начнется церемония их затопления.

— А вместо них из вод озера выйдут воины, — с нескрываемой иронией откликнулся он.

— Возможно и это, — совершенно серьезно ответил я.

— Еще бы! По вашей теории все возможно. И то, чего просто не может быть.

Раздражение, которое я обычно умел скрывать, прорвалось наружу:

— То, чего не может быть, не бывает. Но надо знать о том, что может и чего не может быть, а не заменять знание верой. В этом и скрыты истоки всех религий.

Вилен удивленно повернул голову ко мне.

— Но легенды всегда сопутствуют религии, — с вызовом прошептал он.

— Однако для возникновения религии важнее не сама легенда, а вера в нее. Или вера в ложность легенды, в антилегенду. Всякая вера — основа для религии.

Мы бы спорили еще, и наш шепот поднялся бы до крика, но в это время процессия вышла на берег, к пристани. Теперь уже было ясно видно, что на носилках стоят золотые истуканы. С величайшей осторожностью воины опустили носилки в лодки.

Я насчитал восемнадцать истуканов, по два в каждой лодке. Гребцы взялись за весла. Лодки поплыли к середине озера и здесь остановились. Песнопение стихло. Один из жрецов подал знак — и воины сбросили истуканов в воду.

— Смотрите! — воскликнул Вилен.

Из воды показалась одна голова, затем вторая, третья… Точно по числу истуканов — восемнадцать человек выплыли из вод озера и устремились к лодкам.

Впервые я видел Вилена таким растерянным и испуганным. Его взгляд метался по сторонам, будто хотел уйти от страшного зрелища, противоречащего всем представлениям и установкам.

— Успокойтесь, Вилен, — сказал я. — Попробуем найти всему этому естественное объяснение…

Но состояние моего помощника ухудшалось. Он прислонил ружье к дереву, его руки дрожали. Он бормотал:

— Они вышли из озера… Статуи превратились в людей…

Пот мутными каплями выступил на его лбу.

— Ну что вы, Вилен, статуи не превращаются в людей. Погодите, мы еще узнаем истинную причину…

Но он не слушал меня. Джунгли с душными испарениями, пума с золотой цепью, напряженная ночная вахта, ожидание опасности и — самое главное зрелище, противоречащее тому, что он ожидал увидеть, пошатнуло его веру и основанные на ней представления о мире. Это было подобно тому, как если бы земля под ним разверзлась, а ухватиться было бы не за что. Я же помочь ему ничем не мог.

Я подумал о том, как просто у человека верующего заменить одну веру другой. Миллионы слабых людей ищут убежище и спасение от страха перед жизнью и смертью, перед сложностью мира. И многие находят его в вере вере в спасителя или искупителя, в фюрера или кормчего, в рай или райскую землю. И невольно вспомнились те, кто использует их восприимчивость к вере, как восприимчивость к кори или предрасположенность к туберкулезу, кто делает на этом свой бизнес.

Я напрягал глаза, пытаясь заметить нечто, за что можно было бы уцепиться и найти логическую цепь, ведущую к выявлению истины.